Нежный взгляд волчицы. Замок без ключа

— Послушайте, мэтр, — сказал Сварог не без жесткости. — Получилось так, что мне просто необходимо знать то, что знаете вы. Вы уже знаете столько тяжелых тайн и секретов, что еще один ничего не изменит… Происходит нечто, способное, боюсь, представлять серьезную угрозу не только Талару, но и Империи. Именно так. В таких случаях я перестаю быть человеком и становлюсь механизмом, озабоченным одним-единственным: поиском истины. Вы должны меня понимать — вы же офицер в прошлом, гвардеец… Помощь нужна даже не мне…

— Все и в самом деле так серьезно? — спросил Анрах.

— Серьезнее некуда — сказал Сварог. — Накатывает серьезнейшая угроза, а я знаю слишком мало, чтобы успешно ей противостоять. И есть основания подозревать, что времени у меня мало. Тут уж некогда думать о собственной шкуре.

Все так же тихо Анрах спросил словно бы самого себя:

— Значит, они начали действовать?

— Начали, похоже, — сказал Сварог, хоть и представления не имел, кого Анрах имеет в виду. — Я не буду говорить о том, что знаю я. Сейчас меня гораздо больше интересует, что знаете вы. Я нисколько не сомневаюсь, что они — есть. Я их уже встречал и здесь, в Латеране, и… — он чуть помедлил, но все же решился, — и в Империи.

Все прежние чувства на лице Анраха сменились нешуточным удивлением:

— Значит, это не легенды? И есть какое-то умение их распознавать?

— Есть, — сказал Сварог. — По глухим уголкам сохранились самые разные умения, вам ли не знать… Мне удалось заполучить и такое… По крайней мере, теперь я могу их безошибочно узнавать, а это многое значит.

— Пожалуй…

— Что вы знаете? — настойчиво спросил Сварог.

Кажется, Анрах решился.

— Гримальты, — сказал Анрах. — Хотя кое-кто назвал их веральфами. Да, все так и обстоит: некие существа с волчьей сущностью, столетиями, а то и тысячелетиями живущие меж людей. И никогда никак не проявлявшие себя. По этой причине некоторые считали, что они совершенно безобидны. Другие полагали, что это — спящее до времени Зло, правда, непонятно, что оно такое. Своей точки зрения у меня нет — очень уж мало, практически нет исследований на эту тему. И занимались ею очень немногие. Лично я за всю свою жизнь встречал одного-единственного человека. Одна из тех тайн, которые убивают быстро и неотвратимо.

— Приходилось мне с такими сталкиваться, — сказал Сварог. — Но я живой, и я везучий. А слишком многие умные люди считали и считают, что везение — некое врожденное качество, вроде предрасположенности к определенному ремеслу или способности к каким-то занятиям. Ну, хотя бы как с верховой ездой: если у человека нет к ней способности, учи его хоть двадцать лет лучшие наездники — толку не будет. Честно говоря, это мне придает уверенности… но нисколько не расслабляет. Везучесть вовсе не означает неуязвимости… И вот что, мэтр… Неужели на эту тему есть какой-то запрет? Я перерыл все доступные тайные архивы Империи — а мне доступны почти все, — но ничего не нашел. А ведь существуй такой запрет, мне было бы положено о нем знать, как главе восьмого департамента. Основополагающий документ — закон «О запрещении вредоносных для умов и опасных для общества слухов и россказней». На земле он прекрасно известен, никто его не секретил, наоборот, позаботились, чтобы точно знали, чем не следует заниматься и даже — о чем болтать. В точности как с «Законом о запрещенной технике». Вы ведь с обоими знакомы?

— Разумеется.

— Так вот, в «Законе о запрещении…» нет ничего и отдаленно похожего. Значит, соответствующих запретов нет и на земле. Интагар еще не закончил с архивами, но уже сейчас утверждает, что никаких следов такого запрета нет… Существуй он, я бы знал.

— В том-то и дело, что прямого запрета нет, — вздохнул Анрах, произнося слова с несвойственной ему интонацией — врастяжку, медленно. — Никогда не было. Просто-напросто с незапамятных времен держится стойкое убеждение: этой темой заниматься нельзя. Со всеми, кто занимался, либо случалось что-то скверное, либо они попросту исчезали. На земле, я имею в виду. Как обстоит в Империи, я, конечно, не знаю… и не хочу знать. Слишком глубоко этот неписаный, негласный запрет въелся в мозги. Может, оттого он и кажется особенно жутким, что — негласный и неписаный… Ваше величество, вы уверены, что иначе нельзя?

— Уверен, — глядя ему в глаза, твердо сказал Сварог. — Иначе просто невозможно…