Незнакомец

А в глазах недосказанное «чтобы помнить её». Шумно выдыхаю, не позволяя себе отвести взгляд от взволнованной супруги, а она набрасывает капюшон поверх своевольных кудрей:

– Прости, не лучшее место для выяснения отношений. Но если уж начали, я могу тебя попросить?

– О чём? – напрягаюсь, теперь не зная чего ждать от своей собеседницы, и не сопротивляюсь, когда, наплевав на свидетелей, она нежно касается моей щеки тёплой ладошкой.

– Не ври мне. И не вздумай меня жалеть. Вовсе не обязательно прикрываться желанием поработать, чтобы вырваться из дома, Глеб. Скажи, как есть, что хочешь побыть один, ладно? Я и сама не прочь брать передышку – трудно видеть тебя и в то же время понимать, что это не совсем ты. Договорились?

– Ладно, – киваю и сглатываю горечь, застрявшую в горле от её слов. А она в сторону выхода кивает:

– Тогда домой? А Герду завтра заберём, когда поедем за вещами.

Не жалеть… Теперь это практически нереально: помогаю жене усесться на сиденье, хлопаю пассажирской дверью, чтобы через мгновение обогнуть автомобиль и устроиться рядом, даже каким-то чудом, на автомате, выруливаю с больничной парковки, а в голове всё это время лишь одна мысль – я чёртов монстр. Ведь правда… Сашу жалел; выплакавшую не один литр слёз маму; себя, чёрт возьми… А о том, каково приходится ей, никогда не думал. Ей, женщине, что каждую ночь проводит в постели с мужчиной, которого по праву считает своим, а лишний раз прикоснуться к нему боится. Потому что не муж он – так, пустая оболочка. Хренов призрак, что не пугает, а скорее навевает тоску по тем временам, в которые для нас двоих возврата нет. Так может и в этом права: что если я не хочу возвращаться?

– Третий подъезд, –  ведь даже забитый автомобилями двор вспоминать мой мозг не спешит, и если бы не Марина, уже отстегнувшая ремень безопасности и, слегка подавшись вперёд, указывающая сквозь лобовое стекло на нужную дверь, я бы долго блуждал в этих постройках. – И вот ещё, твои ключи.

Женщина роется в сумочке, находит искомое и, смущённо улыбнувшись, вручает мне тяжёлую связку, которую я тут же сжимаю в кулаке – метал холодный, почти ледяной, а чувство такое, что в моей ладони горящие угли. Не спрячь я их в карман, не разожми вовремя пальцы, и на коже непременно остался бы ожог.

– Шестой этаж, лифт исправно работает. Ничего, если я отлучусь? Заскочу в аптеку за углом и сразу к тебе.

Лишь к лучшему.

– Иди, не потеряюсь.

Дважды её просить не приходится. Она уходит, наверное, страшась увидеть мою раздосадованную физиономию, когда очередной экскурс в прошлое не принесёт никаких плодов, а я крепче сжимаю руль. Костяшки белеют, а я не замечаю вовсе. На безымянный палец правой руки таращусь. На нём ни следа от кольца, словно я его вообще не носил. Жена есть, свадебные фото в родительской гостиной имеются, а тонкого светлого ободка на смуглой коже не наблюдается… И разве это не странно?

Жаль, что его отсутствие не умаляет моей вины – если не соберусь, мой брак обречён. Их брак – миниатюрной блондинки и здоровяка, который всё время молчит, даже не пытаясь прорваться сквозь толстые стены моего подсознания. Ни тогда, когда я бреду по присыпанному песком тротуару, с трудом удерживаясь на ногах, ведь ботинки всё равно скользят, норовя сбить меня с ног. Ни когда я как черепаха поднимаюсь по лестнице, намеренно игнорируя лифт. А потом у двери долго гадаю, какой из пяти ключей подойдёт к замку, лишь со второй попытки вставляя в скважину нужный. Петли скрипят, в нос бьёт застоявшийся душный воздух, а к горлу подкатывает тошнота – чёрного цвета здесь нет и в помине.

Застываю на пороге, медленно обводя взором просторную прихожую и, неуклюже скинув обувь, нерешительно ступаю по светлому паркету к одной из дверей. Толкаю её, мысленно напомнив себе, что имею полное право заглянуть в каждый уголок незнакомого мне жилища, и вновь шумно выдыхаю – на стене в гостиной никаких картин нет. Да и диван не тот – сочно синий, угловой, утопающий в десятке декоративных подушек, одна из которых свалилась на пол, подмяв под себя Маринины домашние тапочки.

Бред какой-то. Сон. Слишком долгий и чересчур запутанный… И сколько бы я ни метался по этой огромной трёшке в попытке отыскать хоть что-то из своих видений, ни один предмет мне незнаком. Кухня здесь светлая, чёртов обеденный стол из дерева, а в центре его давно завядшие розы – я дарил?

– Да быть такого не может! – отправляю этот веник в урну и как безумный смеюсь, до боли сжимая виски. Мог бы, собственноручно расколол бы свою черепушку, чтобы воочию убедиться, что она не пуста. Потому что теперь я уверен – я окончательно тронулся, ведь поверить в то, что эта квартира моя, не могу. А что вещи в шкафу (дорогие костюмы, наглаженные женой рубашки, с десяток разномастных джемперов и футболок)  моего размера – не аргумент.

– Вы меня дурите? – потому и задаю этот вопрос, едва Марина переступает порог нашего семейного гнёздышка. Вздрагивает, напуганная интонацией моего голоса, и, не сводя глаз с моего лица, медленно расстёгивает шубу:

– О чём ты?