Незнакомец

– Другого объяснения нет. Марина вполне могла меня возненавидеть за мой уход, а Артур… Я решил продать ресторан. Тот ресторан, в котором мы вместе начинали. По-твоему, это не повод мне отомстить? Можно сказать, я его предал. И неважно, какие причины побудили меня на это предательство. Чёрт!

Молчим. Куда дольше тех десяти минут, которые он просил у меня вначале. Дурацкие пряники валяются у его ног, подол моего пальто теперь вряд ли спасёт химчистка… А мне плевать. Что неправильно, что неприлично поздно… Просто знаю, что мои пальцы в его руке ему сейчас жизненно необходимы. Сейчас, когда он отчаянно борется с самим собой, не зная, какую мысль принять безболезненнее: что он предатель или что предатели вокруг…

– Не бывает так, – не выдерживаю, озябнув не столько от сквозняка в подъезде, сколько от этой гнетущей тишины, и свободной рукой плотнее запахиваю на груди пальто. – Они же твоя семья, Глеб. И Волков… Он тебя ценит.

Сегодня, когда отчитывал меня за упрямство, разве не доказал, что предан другу на сто процентов? Пообещал спасти моё кафе и спасает…

– И для чего-то врёт. Все врут. Ладно, – мужчина встаёт, покачнувшись от слабости, но быстро взяв себя в руки, помогает подняться и мне, – тебе спать пора. Да и у меня голова уже не соображает.  Здесь поблизости есть гостиница?

– Небольшой хостел через четыре дома. Глеб, – и сама с трудом выпрямляюсь, лениво отряхивая безвозвратно испорченное пальто, и прежде, чем он уйдёт, мучащий меня вопрос задаю:

– А если ты прав?

Вопрос, от которого обоим не по себе: Незнакомец играет желваками, а я кусаю щеку, уже пожалев о том, что он, вообще, слетел с моих губ. Потому что сейчас он не в силах на него ответить. Да и кто бы смог?

– Не знаю, Саш. Знаю, только одно: от них правды я не добьюсь. Продолжу играть по их правилам, а когда вспомню… – замолкает, отталкиваясь от перил, за которые всё это время держался, и пятится назад, пряча в карман полупустую пачку сигарет. – Время покажет. Может, я это заслужил?

ГЛАВА 28

Незнакомец

Мои догадки ничего не меняют: понимаю, почему она не торопится закрыть дверь, вцепившись в серебристую металлическую ручку до побелевших костяшек, но прежде, чем Саша проиграет и пойдёт на поводу у своей жалости, стремительно уношусь вниз по лестнице. Я до сих пор женат. Она такая, какая есть. И как бы сильно мне ни хотелось оказаться вновь на диване в её гостиной, тех жертв, что она должна будет принести ради очередного спасения, мои желания не стоят.

Саша и так заплатила много: в глаза смотрит редко, наверняка до сих пор коря себя за ту слабость, что проявила памятным декабрьским вечером; прикосновений к моей руке боится как огня, забывая об инстинкте самосохранения разве что здесь – на лестничной клетке, где к запаху кошачьей мочи и выставленного соседом за дверь мусорного пакета, примешиваются едкие нотки табачного дыма. Дыма и моего разочарования – прошлого нет, и желания это прошлое возвращать теперь никакого.

Не считая, перебираю ступеньки ногами, с каждым шагом всё дальше отдаляясь от встревоженных карих глаз, и, лишь выбравшись на улицу, даю себе передышку. Небо звёздное, луна полная, фонари горят… А до машины я добираюсь почти на ощупь. Не знаю, следит ли Саша за мной с высоты четвёртого этажа, но оборачиваться уже не рискну. Устал и вряд ли наутро вспомню, как вилял по узеньким улочкам ночного городка, лишь каким-то чудом отыскав неприметную вывеску над тяжёлой дубовой дверью. Двадцать минут и из собеседников у меня – потрескавшийся белёный потолок в крохотной комнатке пустого хостела. Похоже, туристов эта глушь не привлекает.

Лежу, по горло закутавшись в колючее одеяло, и ломаю голову над тем, как выпутываться из этой передряги. Ведь теперь для сомнений места не остаётся – мне намяли бока вовсе не для того, чтобы разжиться наличностью из моего бумажника. Его забрали скорее для отвода глаз, и возможно, по сей день так и не заглянули внутрь: их целью был я, а не пара пятитысячных купюр. И, чёрт возьми, разве они её не достигли? Разве человека без прошлого можно считать живым?

Отравленный горечью напрашивающихся на ум подозрений, долго верчусь на скрипучей кровати и засыпаю лишь ближе к рассвету, записав в список подозреваемых двух самых близких людей. А когда звонкая трель мобильного прерывает короткий поверхностный сон, сажусь, злясь уже оттого, что одного лишь запрета мало, чтобы тягостные мысли перестали ломиться в голову. Мысли об Артуре, с которым я встречусь уже минут через тридцать, и о жене, что оставила больше десятка взволнованных сообщений. Претворяется? Или, действительно встревожена моим исчезновением?

– Глеб?!  – судя по голосу, не на шутку, только, почему меня это не трогает?

Тру лоб, только сейчас осознав, что в этом звонке нет никакого смысла – мы чужие, а продолжать спектакль прямо сейчас  я совсем не готов  – и свесив ноги на холодный пол, гигантским усилием воли заставляю себя ответить: