Последний отрезок пути мы преодолели в мокрой траве, которая была мне значительно выше колен, и я все время боялась наступить на одну из тех толстых лягушек, которые прыгали тут и там по заросшей тропинке.
И вот из мрака, словно привидение, появляются строения Черного Склона.
Все они имеют мрачный вид, на всем лежит печать запустения и необратимого упадка.
Оторванные двери, темные дверные проемы сараев.
Ржавая решетка на окне сеновала.
Дверь избушки разбита в щепки, в окнах выбиты стекла. Скоро рябина, клены и сиреневые кусты, окружающие дом со всех сторон и почти уже вросшие в него, совсем спрячут его в своих объятиях.
И здесь Эрланд Хёк, молча и решительно шагая во главе нашего небольшого каравана, поднимается на крыльцо с изъеденными крысами досками и входит в кухню, заполненную жуткими тенями прошлого.
Здесь так темно, что мы почти не видим друг друга. Проходит несколько секунд, прежде чем я замечаю, что в этой пустой замусоренной кухне есть еще два человека.
Эйнар включает мой фонарь и вешает его на железный крюк под потолком. Фонарь качается туда-сюда и бросает искаженные тени на рыжие курчавые волосы и грузную фигуру Лаге Линдвалля в углу, на лысый череп и почти скелетообразный силуэт Манфреда Ульссона сидящего на вмурованной в стену плите.
Эрланд стоит, повернувшись спиной к ним и ко всем нам, и смотрит сквозь то окно, за которым стоял когда-то Бьёрн-Эрик, на мокрые от дождя кусты сирени, на черные сосны и ели.
— Ну вот, — негромко говорит Кристер Вик, словно начиная задушевную беседу. — Я взял с собой Пак и Эйнара Буре в качестве беспристрастных свидетелей. Мне кажется, что здесь собралось как раз то трио, которое должно помочь соединить воедино прошлое и настоящее, нечаянное убийство Роберта Ульссона с преднамеренным убийством его сестры.
Он включает свой яркий карманный фонарь и освещает их одного за другим.
Лаге Линдвалль.
Манфред Ульссон.
Эрланд Хёк.
Один из них был осужден за убийство.
Один из них — убийца.
Ясность
Луч фонаря выхватывает из темноты спину Эрланда. Он, наконец, медленно и неохотно поворачивается к свету.
— В каком месте на полу вы лежали, кота к вам вернулась память?
— Там.
Он кивает головой в сторону угла, находящегося по диагонали от входа. Затем негромко продолжает:
— Вернее сказать, я сидел, когда пришел в себя, однако в моих расплывчатых воспоминаниях я лежу на полу.
— Что подтверждает, кстати, Бьёрн-Эрик. Расскажите нам, пожалуйста, еще раз, что вы помните — или вам кажется, что вы помните — из этого промежутка времени.
— Это скорее видения, чем воспоминания. Я вижу мертвого Роберта рядом с собой на полу. И еще я вижу сапоги и нижнюю часть туловища мужчины, который держит в руке ружье. Дуло обращено вниз чуть наискосок и слегка покачивается.
— В каком месте он стоит?
— Возле самой двери.
— Примерно там, где вы поставили ружье?
— Да, примерно там.
— А где лежит Роберт?
— Точно между нами.
— То есть, если кто-то хотел убить вас, то он мог попасть в Роберта?
— Да, если Роберт покачнулся и оказался между мной и им.
Кто-то невидимый в темноте тяжело дышит где-то вблизи меня. Дождь льет, как из ведра, и в комнату врываются холодные облачка влажного пара. Все, находящиеся в старой кухне, сидят неподвижно.
— Где в этот момент находилась Агнес?
Серо-голубые глаза, так редко демонстрирующие какие бы то ни было чувства, неожиданно приобретают печальное выражение.
— Это… это как раз и есть самое странное. Ее вообще нет. Иногда мне кажется, что я вижу ее с ружьем в руке, но рядом с тем вторым ее нет, я всегда вижу ее отдельно. И это… это совсем не совпадает с тем, что видел Бьёрн-Эрик.
— Нет, — сурово отвечает Кристер. — Но зато очень хорошо вписывается в мою версию, которая приобретает все более конкретные очертания. А каково твое мнение, Эйе? Ты ведь изучал психологию.
— Я предполагаю, что господин Хёк дважды выходил из своего бессознательного состояния, и что речь идет о двух разных воспоминаниях.
— Но этот человек, — напряженно выдыхает Лаге. — Кто это был?
— К сожалению, я этого не знаю. Керосиновая лампа стояла на плите, и с того места, где я лежал, я видел в круге света только его ноги и туловище до пояса.
Если голос Лаге звучит напряженно, то голос Кристера теперь становится обманчиво мягким.
— Кто это был? Тот человек, который застрелил Роберта Ульссона? Ты хочешь, чтобы я ответил на твой вопрос? Или мы пока ограничимся тем, что это был либо ты сам, либо его родной отец?
Он не дает им возможности возразить, вообще среагировать, и тут же направляет беспощадный свет своей лампы на грязную плиту со следами побелки и ржавой дверцей.