Незнакомка с моим лицом

Прохладные, чуть шершавые пальцы прижались к моим губам, беззвучно приказывая молчать. Я растерянно нахмурилась, но почти сразу же услышала голоса. Мелодичный женский голос дрожал от возмущения.

– Дан совсем распоясался. Не пойми меня неправильно, Штефан, но тащить каждую свою шлюху на закрытый вечер – это уж слишком! В конце концов, это оскорбление памяти Эдмунда.

Шорох шагов стих – похоже, что говорящие остановились где-то неподалёку от каморки. Послышался бархатистый мужской смех.

– Для замужней женщины ты до неприличия ревнива. Не могу понять, что тебя оскорбляет больше: то, что Дан пригласил её, или то, что ты вышла в тираж?

– Не твоего ума дела, – презрительно фыркнула женщина. – Этой девице здесь не место.

– Лотта, моя дорогая Лотта. Кажется, у тебя проблемы с памятью. Так позволь напомнить, кто тебя достал, отмыл и привёл в приличное общество. Или ты забыла уютные номера «Золотой орхидеи»?

– Не напоминай мне о «Золотой орхидее», – голос женщины дрогнул. – Это в прошлом. Просто я не вижу смысла приводить свою натурщицу на такой вечер.

– Скажем так, Эрих одержим картиной. И женщиной, которая на ней изображена. И это не ты. Так что оставь свои ревностные выпады в сторону Рики. А будешь пытаться плести интриги, твоему счастливому браку придёт конец, и ты вернёшься туда, где была.

– Какой щедрый жест! Натурщица в обмен на восстановление дружеских связей!

– Иногда мне кажется, Лотта, что ты рано или поздно подавишься собственным ядом, – с нескрываемым сарказмом проговорил Штефан и усмехнулся. – Общая беда способна сплотить даже самых заклятых врагов. А у Эриха и Дана как раз такой случай.

– Хочешь сказать, что кто-то пытается выставить их виновными в гибели Эдмунда? – нерешительно произнесла Лотта. – Но это же абсурд! Никто не поверит в их виновность!

– Бессмыслица или нет, но полиция принимает лишь факты. А факты следующие: Эриха и Эдмунда связывали судебные тяжбы. А Дан разругался с братом из-за дел давно минувших. У них обоих был и мотив, и возможность убить нашего друга. Так что выводы делай сама.

Послышались приглушённые шаги, которые вскоре стихли.

Ларанский взял меня за запястье и потянул за собой. Дверь открылась, и я очутилась в комнате, похожей на маленькую гостиную, освещённую приглушённым светом торшеров. Перед камином стояла пара кресел, обитых парчой. На каминной полке выстроились фарфоровые статуэтки, а на кофейном столике перед софой возвышалась ваза с белыми лилиями.

– Жуть, – выдохнула я, увидев собственное отражение в высоком зеркале. – Просто тихий ужас.

Рыжие волосы чуть растрепались, на них висели нити паутинки. Лицо казалось измученным и бледным. Голубые глаза потускнели и приобрели несвойственную им серьёзность. Такое выражение было бы уместно для больничной палаты, а не для званого вечера. Пусть даже этот вечер посвящён безрадостному событию.

Дан понял моё высказывание по-своему.

– У Лотты дрянной характер, – с равнодушием проговорил он. Окинув меня оценивающим взглядом, принялся снимать с волос налипшую паутину. – Но она безобидна, как уж. Шипить, но не кусает.

– Я заметила.

– Она попыталась унизить вас заочно. Ничто так не раздражает в других людях, как собственные недостатки, выставленные в самом неприглядном свете.

– Для бывшей элитной проститутки у неё чересчур несдержанный характер.

Рука Ларанского зависла в воздухе над моей головой. Художник вопросительно приподнял бровь. Я вздохнула и небрежно пожала плечами.

– Из разговора стало понятно. «Золотая Орхидея» – это, скорее всего, какой-нибудь бордель под прикрытием. Судя по тому, что вы там бывали – элитный. А достать и отмыть от грязи… Она явно там не горничной работала. Это намного труднее, чем томно вздыхать и тешить мужское эго, – я снова вздохнула и испытывающе посмотрела на Дана. – Какая всё же потрясающая многоходовка!

– О чём вы?

– О вашей давней вражде со Степлмайером. Знаете, Дан, чем больше я узнаю ваше дворянское гнездо, тем сильнее оно мне напоминает осиное. Сколько яда за спиной по отношению к незнакомому человеку! А уж к близкому… Не удивлюсь, если каждый из вас хранит нож для другого.

Художник усмехнулся.

– Добро пожаловать в человеческий зверинец, Рика. Люди, собравшиеся здесь, не просто сливки общества. Это хищники, которые попытаются разорвать вас, едва дадите слабину. Но ни один из них не отважится напасть, если сразу покажите зубы.

– Замечательный совет. Обязательно им воспользуюсь.

Дан снял последнюю паутинку, подошёл к шкафу и вынул бархатный футляр. В приглушённом свете сверкнула россыпь васильковых искр.

Я оторопело уставилась на художника.

– Сапфиры отлично подойдут вашим глазам.

Ларанский тепло улыбнулся. Я чуть вздрогнула, когда прохладное ожерелье коснулось шеи.

– Всё должно быть идеально, не правда ли? – насмешливо ответила я. – Боитесь, Степлмайер решит, что у вас дурной вкус?

– Вы почётный гость в этом доме, приглашённый лично мной. Кстати, почему всё же решили принять приглашение?

– Такое чувство, будто вы ждали обратного.

– Скажем так, я ожидал вашего прихода. Но не удивился бы, если бы не пришли.