Незнакомка в зеркале

Наш разговор в тот вечер я помню почти слово в слово. Когда я сказала ему, что помню свою жизнь только за последние два года, он заметно растерялся.

– Не уверен, что верно понял вас. Вы не знаете, кто вы такая?

– Именно.

– А имя? Вы же помните свое имя.

– Нет. Мм… имя я придумала, – соврала я. – Эддисон Хоуп.

– Мне нравится. Особенно фамилия. Вы терпите лишения, но у вас есть надежда[2].

Он потянулся через стол и на секунду сжал мне руку. Это было сильное рукопожатие, дающее чувство безопасности.

– Есть. Но это не так просто. Иногда накатывает такое одиночество, будто у меня никого нет в этом мире. Я пытаюсь представить, каково это – иметь отца и мать, братьев и сестер, жить в семье. Потом думаю, что, может быть, где-то у меня есть родные, и они гадают, где я и что со мной произошло.

– Уверен, когда-нибудь вы это выясните. Трудно вообразить, каково вам приходится, но вы настоящая – вот здесь, – Гэбриел прижал руку к сердцу и наклонился ближе. – Я знаю, вы хороший человек. Это сразу видно.

– Почему вы так думаете?

– Нутром чую. И знаете, что еще? Я думаю, нам с вами суждено было встретиться.

Я вскинула брови.

Он снова взял меня за руку.

– Меня потянуло к вам, как только я вошел в магазин. Обычно я хожу в другой, но его как раз ограбили накануне ночью, и они закрылись. Я не случайно к вам забрел. Это было предначертано.

Я зажмурилась и начала тереть себе виски. В голове роились тысячи разных мыслей, и я уже боялась, как бы она не лопнула. Что происходит? Я остановила себя и попыталась мыслить трезво.

– Вы ничего обо мне не знаете – ни из какой я семьи, ни что делала в прошлом. Я же могу оказаться кем угодно. Преступницей, например. Не уверена, что вы захотите разбираться. Это и мне тяжело.

– Не имеет значения. Важно, кто вы сейчас. А сейчас вы прекрасная, умная, милая женщина. Не бойтесь меня. Давайте я буду тем, кто у вас есть в этом мире.

И я сдалась ему и головокружительному роману. С того дня мы почти все время проводили вместе. Он снимал квартиру в отреставрированном здании XIX века в Фиштауне, и когда я поехала туда в первый раз, то очень удивлялась необычному названию района[3]. Гэбриел объяснил, что название дано в честь первопоселенцев-рыбаков. Скоро я изучила эти яркие богемные кварталы: сплошные бистро и знаменитые рестораны, места, где можно наслаждаться музыкой или живописью. Мы стали проводить у него дома все больше времени, и я оценила его такт: он понимал, мне нужно время, чтобы принять происходящее. О сексе поначалу и думать было страшно. Соображу ли я вообще, что нужно делать? А шрамы, ведь я больше не смогу их прятать? Но Гэбриел был терпелив и деликатен, и когда это случилось в первый раз, мои страхи как рукой сняло. Все было так естественно, и я чувствовала себя оберегаемой и желанной.

После помолвки он предложил мне переехать к нему, но я не смогла, хотя часто ночевала у него, вместо того чтобы возвращаться к Эду и Джиджи. Мне нравилось его уютное жилище, теплый красный кирпич и деревянные балки под потолком, но я была не готова расстаться с собственным домом и назваными родителями, которые столько для меня значили. Другого дома я не знала, и они были моей единственной защитой. Теперь я благодарна Блайт за то, что она отодвинула свадьбу на год, еще и по этой причине. У меня будет время привыкнуть, подготовить себя к тому, чтобы жить с Гэбриелом, проводить вместе дни и ночи. Довериться ему настолько, чтобы не стесняться своих криков, когда снятся кошмары про кровь и трупы.

Кошмары ли это или воспоминания? Я стараюсь думать, что все кончится хорошо, но в глубине души таится вечный страх: что я оставила там, в прошлой жизни? Это как переходить мост, забыв, что осталось за спиной. А если я вспомню, от чего бежала?

10. Блайт

Блайт надела жемчужные серьги-гвоздики и оглядела себя в зеркале туалетного столика. Тонкие морщинки в уголках глаз и одна небольшая между бровей, предвестники старения, стали чуть заметнее, чем в прошлом году. Еще несколько лет, и к ней прилипнет избитая фраза: «Видно, она была чудо как хороша в молодости». Многие ее подруги кололи себе ботокс и филлеры и были довольны, но Блайт этим не интересовалась. Обладая прекрасной кожей от природы, в макияже она довольствовалась каплей автозагара, прозрачно-розовым блеском для губ и, по особым случаям, тушью. Во всем ее облике читалась какая-то легкость: свободная одежда из натуральных тканей, распущенные волнистые волосы без следов укладки, подтянутость и грация в движениях. Иными словами, перед вами была женщина, которая чувствует себя свободно, и вы чувствовали себя свободно в ее компании. «Мне всегда страшно нравилось это качество», – говорил Тед.

Блайт взглянула на часы – до выхода оставалось несколько минут.

– Ты скоро, дорогая? – позвала она Хейли, которая ночевала у них дома и сейчас одевалась наверху.

– Иду, – отозвалась дочь.