Незнакомка в зеркале

Джулиан вздохнул, подымаясь по ступеням на этаж импрессионистов: его накрыла знакомая тоска. Переходя от картины к картине, каждая – слегка расфокусированный, нечеткий образ реальной вещи, почти сновидение, он подумал, что именно так выглядела его жизнь последние два года. Он сел на банкетку и отдался гению и боли художников, которые его окружали: Клод Моне, чья жена скончалась трагически молодой, тридцати двух лет, Эдгар Дега, к концу жизни ослепший и обнищавший. Иногда это помогало Джулиану помнить, что он не единственный, кому выпало страдание и горе. Они, в конце концов, и являются уделом человека.

Джулиан поддернул рукав пальто и посмотрел на часы. Если он не хочет опоздать на заседание, то нужно вернуться в отель за портфелем. Он уперся руками в колени и еще с минуту оглядывал зал, потом поднялся и вышел. На улице он застегнул пальто и ускорил шаг. Ветер тоже усилился. Дойдя до края тротуара, Джулиан стал ждать сигнала, чтобы перейти дорогу. К нему подошла молодая женщина и протянула рекламный листок. Он покачал головой и отмахнулся, но она улыбнулась и сказала:

– Я видела, как вы выходили из музея. Завтра первая пятница месяца! Старый город, новые выставки.

Джулиан из вежливости взял листок, но когда женщина удалилась, скомкал его и сунул в карман. Выбросит, когда вернется в отель. Джулиан ненавидел тех, кто мусорит на улице.

Темой заседания была «Педиатрия и полноценно развитый ребенок», и Джулиану льстило, что его пригласили участвовать. Модератором был доктор Грэм Паркер, блестящий исследователь в этой области. Четверо других участников также были известными специалистами. Сама дискуссия прошла удачно и заняла всего пятьдесят минут, но ответы на вопросы растянулись еще на сорок, и Джулиан уже сидел как на иголках. Все, чего он хотел, – вернуться в отель и отдохнуть перед завтрашним докладом. Когда все вышли из комнаты, Грэм положил ему руку на плечо:

– Выпьем в баре? Мы с тобой давно не встречались.

– У меня есть планы на вечер, – ответил Джулиан и добавил, вспомнив о рекламном листке в кармане: – Пойду в Старый город, пройдусь по местным галереям.

Грэм просиял:

– Звучит заманчиво. Не возражаешь, если я присоединюсь?

«Отлично», – подумал Джулиан. Он хотел засесть у себя в номере, а если бы действительно собирался ходить по музеям, то предпочел бы делать это в одиночку. Но что он мог ответить, не обидев человека?

– Вовсе нет, – сказал он.

Они переходили из одной галереи в другую, и Джулиан был приятно удивлен глубокими знаниями Грэма и его любовью к искусству. Тем не менее часа через полтора насыщенный день дал о себе знать, и Джулиан почувствовал, что его энергия почти иссякла. Да и желудок напомнил о пропущенном обеде.

– Думаю, мне пора закругляться, – сказал он Грэму. Они распрощались и разошлись в разные стороны.

Джулиан брел по Второй улице мимо галерей, в большинстве из них уже не горел свет. В окнах висели афиши выставок, открытие которых ожидалось завтра. В конце квартала, через дорогу, в окне одной из галерей он увидел большой постер с фотографией женщины. Сощурил глаза и присмотрелся. Перешел улицу, чтобы взглянуть поближе. Перед фотографией его сердце забилось как шальное, грозя пробить ребра и взорваться. Такого быть не могло! Он прижался к стеклу лбом и ладонями и ахнул. Это была она! Он все-таки нашел Кассандру.

Джулиан вчитался в текст афиши. Галерея Оливеров. Интересно, каким образом Кассандра очутилась в Филадельфии? Неужели она все это время была здесь? Чем занималась? Во всяком случае, лицо на постере – это совершенно точно лицо Кассандры. Наконец-то кошмар позади. Он заберет ее туда, где ее место, и все снова будет в порядке. Он постоял, прижав руку к стеклу, как бы давая ей знать, что он рядом и скоро отвезет ее домой.

25. Эддисон

Мы с Хейли и Гэбриелом закончили развешивать фотографии и сидим на полу в галерее, уплетая холодную пиццу из пиццерии Беддиа. Уже за полночь, мы проработали четыре часа. Когда Гэбриел предложил сделать выставку, я и представления не имела, во что это все выльется. Но они с Хейли терпеливо готовили ее вместе со мной весь последний месяц: отбирали фотографии, решали, какого размера их печатать и вставлять ли в рамку.

Гэбриел стаскивает свитер и бросает на пол рядом с собой.

– Жарко, – говорит он и проводит рукой по волнистым волосам.

Мы держали дверь в выставочный зал закрытой, чтобы свет не проникал в переднюю часть галереи, поэтому с восьми вечера она уже была заперта.

– Холодная пицца и теплый имбирный лимонад – вот что нас остудит, – говорит Хейли, откусывая от дряблого на вид куска пиццы, и мы все смеемся.

Я смотрю на них и чувствую такой прилив благодарности и любви, что перехватывает дыхание.

– Огромное вам спасибо, ребята, вы мне так помогли.

– Естественно, – говорит Хейли, обняв меня за плечи. – Мы же семья.