Я попросила нашу экономку Нэнси забрать Валентину на одну ночь, чтобы мы могли обсудить все с глазу на глаз. Потом предупредила Джулиана в сообщении, и теперь он едет домой. Наливаю себе бокал вина. Джулиан говорил мне, что при моих лекарствах алкоголь лучше не пить, но один бокал точно не повредит. Мне нужно расслабиться. Оставляю для него бокал на стойке, иду в гостиную и включаю газ в камине. В комнате прохладно, и я накидываю на плечи вязаный плед. Присев на диван, потягиваю вино и перебираю в уме вопросы, которые хочу задать.
Слышу, как открывается входная дверь, и опускаю бокал. Джулиан входит, но не садится рядом, а берет стул и ставит его напротив меня. О вине ни слова.
– Хочу видеть твое лицо, – объясняет он. – Чтобы знать, когда остановиться.
Я качаю головой:
– Спасибо, что пытаешься защитить меня, но я выдержу. Я сильная.
В моих словах больше храбрости, чем я чувствую на самом деле.
– Я знаю, – говорит он.
И я иду напролом:
– Мне нужно знать, почему я это сделала. Оба раза.
Джулиан соединяет ладони и смотрит вверх, как бы обдумывая, что сказать. Я стараюсь не притоптывать ногой и не ерзать на месте, пока он соображает. Наконец он опускает глаза на меня и откашливается:
– Это нелегко рассказывать, но ты имеешь право знать. Все время, что я тебя знаю, ты страдала от депрессии, но лекарства держали ее в узде. А потом, сразу после рождения Валентины, твое состояние ухудшилось.
Несколько секунд он молчит, поджав губы.
– Ты ужасно ревновала к Соне. Даже подозревала ее. Ты боялась, что она пытается отбить меня.
– Не понимаю, – я наклоняю голову: – Почему я так решила? Она флиртовала с тобой или что?
– Ничего подобного. Она была профессиональная суррогатная мать. До нас выносила ребенка уже для двух пар, и рекомендации у нее были безупречные. Поначалу ты была ей благодарна. Но иногда твое расстройство обостряется, если добавляется какой-то стресс. Ты начинаешь… злиться.
– Мое… расстройство?
– Не люблю ярлыки. Но в прошлом у тебя был параноидный бред. Это не значит, что ты шизофреник…
Я подпрыгиваю, как будто меня током ударило.
– Шизофреник! Это невозможно. Я же два года прожила без лекарств, и не было у меня никакого бреда.
Он встает и мягко кладет мне руки на плечи:
– Успокойся, Кассандра. Я сказал, это
– Тогда зачем ты вообще произнес это слово?
Он усаживает меня обратно на диван и садится рядом.
– Прости. Я не хотел тебя нервировать. Просто… ну, ты всегда была тайной. То ведешь себя вполне нормально, то будто делаешься другим человеком.
Я потрясена. Я что, сумасшедшая?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, как я уже сказал, сначала ты была благодарна Соне за то, что она вынашивала для тебя Валентину, а потом стала ненавидеть ее за это.
– Она продолжала общаться с нами после родов?
– Нет. Мы распрощались насовсем.
– Так что же произошло?
– Первое время ты чувствовала себя хорошо, но недолго.
Он мрачнеет:
– А потом ты начала слышать голоса.
Теперь я отпиваю большой глоток вина. Меня ужасно мутит.
– Голоса?
– Они говорили, что ты должна причинить зло Валентине. Очень похоже на послеродовой психоз.
Ерунда какая-то.
– Послеродовой психоз, притом что я не была беременна?
Он пожимает плечами:
– У некоторых женщин даже бывает молоко без беременности. Мозг многое может.
Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю:
– Продолжай.
Он встает и начинает мерить комнату шагами.
– Мы боялись за Валентину, и за тебя тоже, конечно. Испробовали всевозможные лекарства, и первое время они помогали, но потом голоса всегда возвращались. Хотя как раз в тот день, когда ты пыталась покончить с собой, тебе стало лучше.
Он встает, облокотившись о каминную полку, и качает головой.
– Теперь я понимаю: ты сознательно приняла такое решение, и оно принесло мир твоей душе. Утром я уехал, а на полпути к больнице сообразил, что забыл мобильник. Развернулся и поехал домой. И нашел тебя в ванне. Ты уже потеряла очень много крови. Вернись я на пять минут позже…
Я откидываюсь назад и закрываю глаза, осмысливая услышанное. Жуткая история о женщине, которая оказалась на грани. Я не хочу быть этой женщиной, но леденящий ужас, который я испытываю, заставляет меня опасаться, что это действительно я.
– А где Соня?
В его глазах тотчас мелькает боль.
– Не спрашивай, Кассандра, тебе лучше не помнить.
– Но… – начинаю я и тут же останавливаюсь. А вдруг Соня – та женщина из моих кошмаров? Без половины лица? Мне становится трудно дышать. Я встаю, пытаясь набрать воздуха в легкие.
– А второй раз, когда я въехала в стену?
Он громко вздыхает:
– Тебе было гораздо лучше, но ты перестала принимать лекарства. Пациенты часто так делают. Ты чувствуешь себя хорошо и думаешь, что оно больше не нужно. Это было летом, Валентине уже исполнилось три. У тебя снова начался бред, голоса толкали тебя на дурные действия. Ты оставила Валентину дома одну и направила машину в кирпичную стену нашего спортзала.
Он сглотнул.
– Но потом ты пошла на поправку. Стала принимать лекарства. Я думал, все в порядке. А ты взяла и исчезла.