Незримый фронт

Миловский, видать, и на самом деле не верил, что Касымхан Чанышев — потомок ханского рода, в недалеком прошлом крупный купец, ведший оживленную торговлю с Кульджой и другими городами Синьцзяна, человек с большими связями — может верно служить Советам. Это просто не укладывалось у него в голове.

Такое доверие Миловского в Джаркенте прозвучало бы оскорблением, а здесь было уместно. Чанышев поддержал его, сделал вид, что тоже обижен Советами и что он не один…

— Да у меня, знаешь, — заметил он как бы между прочим, — уже есть верные люди, готовые в любое время пойти за мной. Но сам понимаешь, без поддержки трудно что-либо сделать.

Миловский обрадовался этому сообщению.

— А что если я познакомлю тебя с самим атаманом? — спросил он.

— С каким? — спросил Касымхан. — Здесь их много.

— С Дутовым, конечно, — ответил Миловский. — Думаю, он благосклонно отнесется к тебе и, может быть, даже поможет кое в чем.

— Да, — ответил Касымхан, — пожалуй, неплохо было бы посоветоваться с таким знающим и опытным человеком. Но как это сделать: ведь он живет в крепости.

— Ну, это не сложно, — ответил Миловский. — Я познакомлю тебя с Ионой, а уж он устроит тебе свидание с атаманом.

Условившись о скорой встрече, Касымхан пошел домой. Надо было хорошенько все обдумать: шаг-то рискованный, как бы в ловушку самому не угодить.

До самого вечера, когда Миловский вместе с Ионой пришли к нему, он не мог успокоиться.

Войдя в комнату, отец Иона снял шляпу, широко перекрестился и, поставив в угол комнаты трость, уселся на стоявший у стола стул.

За чаем Иона обстоятельно расспрашивал о делах в России и Степном крае, присматривался к Касымхану, изучал… Иона много ел, похваливая острые уйгурские блюда, пил и тянул время в ничего не значащем разговоре.

«Хитрит попик», — думал Касымхан. Не выдавая своего волнения, он поддерживал беседу и любезно угощал гостей.

Наконец Иона повел разговор о деле.

— Я, — начал он, — узнаю человека по глазам. Вы наш, и вам необходимо познакомиться с атаманом.

Перечислил все заслуги атамана перед царем и перенесенные им страдания. А потом решительно сказал Касымхану:

— Будете работать с ним — не прогадаете. Кстати, — продолжал он, — я завтра поеду в Суйдун, а вы к вечеру тоже приезжайте туда, заходите в казарму и там спросите меня. Часовой пропустит вас ко мне, и мы переговорим…

Долго не мог уснуть в эту ночь Касымхан. Тревожно прислушивался к звукам, доносившимся изредка с улицы, и уже который раз возвращался к тому, что было сказано иеромонахом и им самим. Проснулся рано. Голова была ясной, думалось легко. И пришло решение: поедет в Суйдун не вечером, а на следующее утро и попытается, минуя Иону, встретиться с самим Дутовым в его особняке. Пусть-ка поволнуется Иона. Доложил же, конечно, Дутову о договоренности со мной… «Встречусь еще с Аблайхановым и, если все будет хорошо, сам явлюсь к атаману: поймет попик, что не особенно нуждаюсь в его посредничестве. Так-то лучше будет, а то начнет, чего доброго, еще проверять и не скоро допустит к атаману».

В назначенное утро, напившись чаю, Касымхан собрался в путь. Его сопровождал Ходжамьяров…

Вот и Суйдун. Оставив Ходжамьярова с лошадьми в караван-сарае, Касымхан направился на базар. Был полдень, и он решил потолкаться среди людей, послушать, что говорят. Потом зашел в лучшую харчевню и уселся за стол в дальнем углу, откуда, не мозоля никому глаза, можно было наблюдать.

Вдруг он услышал свое имя: к нему от двери шел с детства знакомый Аблайханов. Расчет оправдался. Куда же зайти Аблайханову в таком маленьком городишке пообедать, как не в эту харчевню? Обменялись крепкими рукопожатиями и обнялись. Аблайханов с первых дней революции стал на сторону белых и выслужился до чина полковника. Довольный встречей полковник смеялся, хлопал Касымхана по плечу. Потом по-хозяйски уселся за стол и вызвал официанта.

По тому, как быстро был подан обед, и по той предупредительной учтивости, с которой официант относился к полковнику, Касымхан понял, что здесь Аблайханов пользуется влиянием.

Коротко рассказав о том, что приехал в городок только что из Кульджи, Касымхан спросил «приятеля», чем тот промышляет сейчас. Узнав, что полковник является переводчиком у атамана Дутова, подумал: «Везет ли мне или этим я «обязан» пронырливому попу?» Но, как вскоре выяснилось, Аблайханов ничего не знал о его встрече с Ионой и Миловским. «Это хорошо», — подумал Чанышев, успокаиваясь.

Сколько помнил Касымхан, Аблайханов всегда был подхалимом и лицемером. Полковник был ласков с «другом детства» и безудержно хвастал своей близостью с атаманом, пересыпая свою речь уйгурскими, русскими, казахскими или родными Касымхану татарскими словами.

— Какие-нибудь важные дела привели тебя сюда, Касымхан? — наконец спросил Аблайханов.

— От тебя не скрою — важные. Хотел бы встретиться с Дутовым. Думаю, понимаешь, что у меня другого выхода, как поближе стать к своим, нет.

— Я так и подумал, друг. Не раз о тебе говорили с Дутовым, лихом начальнике уездной милиции. Ты бы не пришел к нам — я сам пришел бы в Джаркент.

— Если так, доложи о моем приезде.