Незримый фронт. Сага о разведчиках

Из рапорта прокурора Омской судебной палаты министру юстиции от 7 июля 1914 года (за номером № 2521): «Имею честь донести Вашему Высокопревосходительству, что 29-го минувшего июня, около 3 часов дня крестьянин с[ела] Покровского, Тюменского уезда, Тобольской губернии Григорий Распутин, вернувшийся накануне из Петербурга в названное село, вышел из своего дома на улицу за ворота. В это время к нему подошла мещанка [из] гор[ода] Сызрани Симбирской губернии Хиония Козьмина Гусева и, выхватив из-под платка кинжал, ударила им Григория Распутина в живот. <…> Гусева привлечена к следствию в качестве обвиняемой в покушении на убийство Распутина с заранее обдуманным намерением и виновной себя в этом признала, причем дала следующие объяснения: <…> Она, Гусева, сочла его за лжепророка и поэтому, “ревнуя о правде Христовой, решила убить его, подобно тому, как Св. Илья Пророк ножом убил 400 лжепророков”. С этой целью она в гор[оде] Царицын (ныне Волгоград. — А. В.

) купила за 3 руб. кинжал и поехала в село Покровское, куда прибыла 21–22 июня, когда Распутин еще не возвратился. 29 июня, узнав, что Распутин вернулся в село Покровское, она взяла кинжал и стала ожидать выхода Распутина на улицу, когда же он вышел, она пошла к нему навстречу и ударила его кинжалом в живот, а когда он бросился бежать, погналась за ним, чтобы нанести ему смертельный удар, но в это время сама получила от Распутина удар палкою по голове».

Хиония Гусева, обвиняемая по статьям 9 и 1454 Уложения о наказаниях, была подвергнута медицинской экспертизе, которая установила, что Гусева «при крайнем физическом уродстве, которое можно признать почти абсолютной гарантией против покушений на девственность Гусевой, полагает, что пребывание наедине с ней Распутина, вероятно, не знающего недостатка в женщинах, могло грозить её половой чистоте… Указанный дефект психики нужно поставить в связь с перенесенным Гусевой в 1912 г. психозом (весьма вероятно сифилис мозга); мотивом к такому толкованию служит наличность симптомов органического поражения центральной нервной системы: неравномерность зрачков, резкое изменение их конфигурации, вялость реакции на свет. Принимая во внимание приведенные данные и указания на тяжелую психопатическую наследственность, нужно признать, что Гусева страдает истерической дегенерацией и ослаблением умственных способностей органического характера, то есть сумасшествием».

Следствие по делу Гусевой продлилось около года. В июле 1915 года её объявили душевнобольной и освободили от уголовной ответственности, поместив в психиатрическую лечебницу города Томска.

Тяжелораненый Распутин с 3 июля по 17 августа 1914 года находился в хирургическом бараке Текутьевской больницы города Тюмени. Сохранились воспоминания Станислава Карнацевича, в которых он пишет: «В 1914 году студентом-медиком, перешедшим на 4 курс [Казанского университета], приехал я на летние каникулы в родную Тюмень. Стал работать в хирургическом отделении Тюменской городской больницы под руководством опытного хирурга Александра Сергеевича Владимирова. В июле или августе, точно не помню, в Тобольской губернии случилось чрезвычайное происшествие. В селе Покровском Тюменского уезда было совершено покушение на “святого старца” Гришку Распутина. Какая началась свистопляска! Из Тюмени на специальном пароходе выехал в Покровское хирург Владимиров, чтобы оказать “старцу” на месте нужную помощь. Раненый Распутин на этом пароходе был доставлен в больницу. Отсюда он послал телеграмму самой царице. Вот что он писал (дословно): “Кака-та стерва меня пырнула в живот. Григорий”… А сколько понаехало в Тюмень корреспондентов столичных газет — “Русского слова”, “Утра России”, “Петербургской газеты”, “Петербургского листка”, “Биржевых ведомостей” и т. д. (The New York Times вынесла этот сюжет на первую полосу. — А. В.

). Все они стремились скорее нанять лошадей и первыми прибыть на место происшествия, в с. Покровское. Поговаривали, что в Тюмень инкогнито приезжала Вырубова, придворная дама, и даже сама царица. Распутин пролежал в больнице около месяца, так как заживление раны шло медленно. За время пребывания “старца” в больнице к нему на поклон приходили Тобольский губернатор и целый ряд поклонниц. Мне припомнился такой случай. Мы с доктором Владимировым в коридоре хирургического отделения моем руки, готовимся к операции. В этот момент из палаты “старца” выбегает со смехом молодая женщина (как оказалось, одна из поклонниц Распутина, жена нотариуса города Ялуторовска). Для “укрепления здоровья” ежедневно выписывалась “старцу” бутылка коньяку… Я хорошо помню серые с зеленоватым оттенком глаза, которыми он буквально впивался в тебя, лежа на перевязочном столе. В этих глазах вспыхивал животный страх во время наших манипуляций — как бы мы его снова не “пырнули”. “Старцу” в 1914 году было всего 42 года (на самом деле 45. — А. В.), и это был крепкий мужчина с окладистой бородой и длинными, как у попа, волосами. После окончания лечения “старец” соблаговолил сфотографироваться с персоналом больницы».