Незримый фронт

— Знаю. Вы его вкусно кормили, красиво одевали, учили, как сидеть за столом и подавать пальто дамам. Что вы еще для него сделали? Покупали игрушки, когда он был маленьким, и снабжали деньгами, когда он стал большим?

Кастальская качала головой из стороны в сторону и бормотала:

— Боже мой! Боже мой!

— Вы не можете вспомнить. Я вам помогу. Он был в третьем классе и однажды прибежал домой радостный, сияющий. Он доложил вам, что его приняли в пионеры. Как вы его встретили? Что вы ему сказали? «Тебе, Владик, красный галстук не к лицу. Сними». Вы забыли, а в школе этот факт помнят до сих пор.

Два года спустя, к вам пришли школьники-старшеклассники. Они хотели предупредить вас, что ваш сын растет лодырем и хулиганом. Вы не захотели с ними разговаривать и выгнали их.

К вам приходила классная воспитательница. Вы приняли ее в коридоре и жестоко обидели. Не помните?.. Вы никогда не интересовались, с кем дружит ваш сын, кто его приятели, как они учатся. Вас интересовало только, как они одеты.

Напомню вам еще одни эпизод. Его не забыли ваши соседи. Это было два года назад. Сын потребовал у вас денег на очередную попойку. На этот раз вы почему-то отказали ему. И он поднял на вас руку. Он хотел вас ударить. Как вы отнеслись к этому? Вы застыдились перед посторонними людьми, обратили все в шутку и сунули ему двадцать пять рублей.

…Зубов встал, отошел к окну, хотел привычным жестом расстегнуть пуговицу кителя, но опустил руку. Он должен был высказать все, что накипело в больном сердце.

— И самое тяжкое ваше преступление в том, что вы не только не приучили сына к труду, но помогали ему уклоняться от труда, воспитали в нем отвращение к труду. Этим вы нарушили основной закон нашей жизни. Вы родили человека, а вырастили преступника.

Круглые сироты, потерявшие отцов и матерей, более счастливы, чем дети таких родителей, как вы и ваш бывший муж. И мне очень жаль, что я не могу посадить вас на скамью подсудимых рядом с вашим сыном… Вы свободны, можете идти.

Зубов не смотрел вслед уходившей женщине. Когда за ней захлопнулась дверь, он снял трубку телефона и позвонил домой.

— Что слышно, старая?

Жена уловила усталость в его голосе и заговорила с напускной строгостью:

— Ну чего звонишь, молодой? Обещал ведь сегодня пораньше приехать.

— Сейчас еду. Что там Екатерина Ивановна поделывает?

— Тебя дожидается.

— Подсади-ка ее к телефону.

Послышалась какая-то возня: двухлетнюю внучку полковника пристраивали к аппарату. Зубов так ясно представил себе, как маленькую пухленькую ручонку приучают держать тяжелую трубку, что весь сморщился от сдержанного смеха.

Слышно стало, как Екатерина Ивановна сосредоточенно сопит в микрофон, а два женских голоса шопотом подсказывают: «Скажи: деда, приезжай».

— Здравствуй, Катюша! — окликнул Зубов.

Сопенье на мгновенье затихло и возобновилось с новой силой.

— Не хочешь разговаривать? Обиделась? Скажи бабе, что дед выехал.

Зубов положил и вновь поднял трубку. Он вызвал гараж.

— Машину на площадь!