Незримый поединок

— Видел. Номер не разглядел, он грязью был залеплен. На огромной скорости мчалась. Когда сбила парнишку, тот, что сидел за рулем, выскочил из машины. На Глухаря похож вроде. Я ж его карточку в кармане ношу.

— Так-так. Место происшествия хорошо осмотрели?

— Да, там железку нашли. У лейтенанта она, эксперту передайте.

— Где же Саша? — оглянулся Дубровин.

— Пошел батарейку искать. У него вспышка села.

Нестеров вернулся минут через пятнадцать. Он сиял — батарейку удалось подзарядить.

Дубровин тем временем забрал у лейтенанта и передал Саше единственную улику — осколок железки.

Этот осколок не выходил у него из головы и дома, когда Дубровин, сидя на стареньком, изрядно потертом диване, смотрел по телевизору спортивную передачу. Играли сборные баскетбольные команды СССР и Чехословакии. Игроки демонстрировали высший класс — молниеносные подачи, исключительно цепкая игра в защите. Атмосфера хорошего спортивного азарта перенесла Дубровина в полузабытое прошлое, когда он сам входил в первую пятерку сборной «Динамо» по баскетболу.

«Надо как-нибудь вырваться завтра на часок-другой, — решил он, вспомнив об афишах, расклеенных по городу. — Финальные встречи на первенство республики…»

— Как — нравится? — спросил Дубровин Олежку, который сидел рядом с ним на диване.

— Да. Очень, — улыбнулся тот, не отрывая глаз от телевизора.

— Пойдешь со мной настоящую игру смотреть? Не по телевизору?

— Пойду, — воскликнул Олежка и прыгнул с дивана.

— Не сейчас, не сейчас. Ишь прыткий какой.

— А когда, дядя Костя?

— Как будет игра, я тебе скажу. Хорошо?

— Хорошо, дядя Костя.

Спортивная передача закончилась, и Дубровин щелкнул выключателем. Экран погас. Капитан с детской непосредственностью наблюдал, как исчезает в центре крохотная яркая точка.

— Еще хочу, — протянул Олежка.

— Ну, смотри, смотри.

Дубровин повернул ручку телевизора. Экран еще не засветился, как он услышал голос диктора: «А теперь послушайте репортаж из медицинского института».

…И снова мысли вернулись к преступлению на двадцать пятом километре. Он вспомнил парнишку, накрытого простыней, худенькие плечи матери, и вдруг в сознании зазвучал, неизвестно откуда появившийся мотив: «Умираю, но скоро наше солнце взойдет. Шел парнишке в ту пору восемнадцатый год».

«В медицинский мечтал поступить», — с грустью подумал Дубровин.

Он ушел к Ольге на кухню, и они долго обсуждали с женой: как быть с Олежкой. Разумеется, ему сейчас не следует говорить о смерти матери. Может быть, пока отправить Олежку к родственникам, в Феодосию. Повезет его мать Ольги…

«Так все же Глухарь это был в машине или нет?» — думал Дубровин, спеша вечером в уголовный розыск.

Темнело. На улице зажглись неоновые светильники, в их странном мерцающем свете лица прохожих казались бледными, словно вылепленными из теста.

Эта улица считалась тихой — только однажды на перекрестке одиноким жуком прожужжал запоздалый грузовой мотороллер, и снова стало тихо. Дубровин вглядывался в лица редких прохожих. Белокурая девушка, поглядывая на часы, простучала по тротуару каблучками: боялась, наверное, опоздать на свидание; высокий худой мужчина в очках нес под мышкой тяжелый портфель, из которого выглядывали ученические тетрадки. Капитан улыбнулся ему, вспомнив свои школьные годы, и подумал, что он в ответе за всех учеников этого учителя, за эту девчонку, спешившую на свидание.

Только Дубровин вошел в свой кабинет, как зазвонил телефон.

— Слушай, Костя! — раздался усталый голос Саши. — До сих пор возился с этой проклятой железкой, но не зря. Теперь точка — это оленья нога.

— Перестань мне морочить голову, — недовольно бросил Дубровин. — Какая еще нога?

— А на капоте какой машины крепится вздыбленный олень?

— «Волга»! — воскликнул Дубровин. — Саша, подожди меня, я сейчас зайду.

А вскоре всем постам милиции было дано распоряжение — немедленно задержать «волгу», на капоте которой олень со сломанной передней ногой.

Но «волга» нигде не появлялась.

7. «…ЛЕЙТЕНАНТ НОЧАМИ СНИТСЯ МНЕ…»

Большая черная бабочка ударилась о стену, о шкаф, на бреющем полете прошла над столом, слепо стукнулась о стекло и загудела веретеном. Вокруг желтого абажура носилось целое облако насекомых — светло-коричневые, словно отполированные, жучки, пестрые мохнатые бабочки, отощавшие комарики и мухи. Облако пело какую-то нудную нестихающую песню. Дубровин безуспешно пытался разогнать все это скопище мокрым полотенцам. Наконец, выключил свет и закрыл окно. В духоте — да не в обиде.