Читаем Незримый рой. Заметки и очерки об отечественной литературе полностью

Люблю песчаный косогор,Перед избушкой две рябины,Калитку, сломанный забор,На небе серенькие тучи,Перед гумном соломы кучиДа пруд под сенью ив густых,
Раздолье уток молодых…

Вот и к искусству странно подходить с “общим аршином”. Привносить в эту область субординацию почти столь же нелепо, как утверждать, что сосна красивей осины. По мне, например, краше столетний, в рубцах и ссадинах тополь на городских задворках.

Мой старший, умный и многоопытный собеседник, Семен Израилевич Липкин, которого я всегда с радостью и благодарностью поминаю, говорил, что талант как золото; правда, кому-то при рождении достался слиток, а кому-то – золотой песок, но по химическому составу это одно и то же вещество. Утешительное соображение, во всяком случае для людей, занятых искусством. Гением надо родиться, но прилежный и удачливый обладатель способностей к искусству, не будучи гением, может ненароком создать шедевр: в конце концов, по абсолютному счету цыганская “Невечерняя” ровня “Высокой мессе” Баха, хотя Бах – гений-перегений, а автор “Невечерней”, возможно, ее одну и сочинил.

Искусство и спорт если и состоят в родстве, то в очень дальнем.

По окончании состязаний в каком-либо виде спорта результаты принимаются зрителями и болельщиками к сведению – нравятся они публике или нет: рекорд подтвержден голами, очками, секундами. Фраза “на мой вкус, NN забил два гола” звучит комично.

В искусстве же границы “обязательной программы” размыты, по выстрелу стартового пистолета участники разбегаются врассыпную, и стoящий автор не стремится заткнуть за пояс другого стoящего автора на его же поле, здесь главная задача – превзойти самого себя на своем

поприще. Если продолжить соблазнительную, но сомнительную параллель со спортом, в искусстве выигрывает не тот, кто мастеровито из раза в раз показывает более высокий результат, а тот, у кого во время “прыжка” или “заплыва” лицо искажено гримасой сверхусилия, – каким-то образом восторг победы (блоковское “Сегодня я – гений”) передается и публике! Отсюда аллергия взыскательных авторов на мастерство “на все руки”. Искушенный читатель или зритель интуитивно ощущает характер и степень дарования того или иного автора, чтобы с радостью воздать должное его личному рекорду. Именно личному и непременно на его, а не на чужом, пусть и славном поприще. Потому что искусство не в последнюю очередь общение и хочется внимать собеседнику, а не ломать голову, кого он напоминает.

В таком родстве и сходстве природы и искусства можно различить приговор всякому состязанию, призовым местам и премированию как таковым в эстетической сфере.

В “Русском вестнике” в 1866 году одновременно (!) печатались “Преступление и наказание” и “Война и мир”. Ну и кто кого? (В отрочестве я бы не задумываясь предпочел Достоевского, в зрелые годы – Толстого…)

Слово “рaвенство” слишком площадное и агрессивное, но устаревшее, смещенное на второй слог ударение придает ему, на мой вкус, иной оттенок смысла – тот, который, вероятно, имел в виду Владислав Ходасевич в элегии “Деревья Кронверкского сада…”, обращенной к посмертной участи собственной души:

Моя изгнанница вступаетВ родное, древнее жильеИ страшным братьям заявляетРавeнство гордое свое…

Вот такое “гордое равeнство”, кажется, существует и в искусстве.

2022

Парадокс акына

Семена Израилевича Липкина нельзя было не уважать. Помимо других талантов и добродетелей, его отличала неприязнь к красному словцу и точность, затрудняющая безмятежный треп. Как-то я в легком разговоре, совершенно не предвидя возражений, вскользь и пренебрежительно помянул акына Джамбула, лауреата Сталинской премии и многократного орденоносца. “Это вы напрасно, – вдруг сказал Липкин. – Я был с ним знаком. Он был умен, и ему принадлежит лучшее из известных мне определений поэзии: «Поэзия утешает, не обманывая»”.

Как такое возможно? Ведь существует взрослое, основанное на опыте знание, что правда по большей части безрадостна.

Здесь полезно “поверить гармонию алгеброй” и пристальней присмотреться к процессу с торжественным названием “творчество”.

Счастливая случайность в искусстве поэзии значит, быть может, больше профессионализма и пресловутой техники. Давным-давно и не раз замечено, что настоящую поэзию мутит от профессионализма, в первую очередь от собственного. Похвалы вроде “от зубов отскакивает” – это не про поэзию, с этим – в конферанс или скоротать ненастье за игрой в буриме. Версификационная сноровка главным образом и пригождается, чтобы счастливую случайность подметить и не упустить.

Больше, чем к любому другому искусству, к поэзии имеет отношение сказочное напутствие: пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что.

Желаемого результата достигает ремесло – на том стоит мир:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Американский английский язык по методу доктора Пимслера. Уроки 1 - 30.
Американский английский язык по методу доктора Пимслера. Уроки 1 - 30.

Курс изучения иностранных языков по методу доктора Пимслера, известен по всему миру, как наиболее популярный среди аудио курсов. Он направлен на современного человека, у которого нет возможности проводить много времени над книгами. Однако он отлично подходит для изучения языков на разных уровнях. Каждый курс состоит из 30 уроков по 30 минут каждый, т.к. Доктор Пауль Пимслер утверждает, что мозг человека принимает информацию наиболее эффективно в течение 30 минут.Всё обучение происходит в диалоговой форме, где вы будете принимать непосредственное участие, поэтому уже вскоре вы сможете спрашивать, объяснять, общаться, т.е. чувствовать себя потенциальным человеком в чужой стране, среди иностранных граждан.

Пауль Пимслер

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье
Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье

Профессор Том Шиппи, один из самых авторитетных толкинистов современности, предлагает увлекательное исследование творчества Дж. Р. Р. Толкина. Он аргументирует, почему Толкин, несмотря на «несерьезность» жанра фэнтези, может претендовать на титул «автор века»; рассуждает, в чем секрет его мощного влияния на литературу, что служило для Профессора источником вдохновения и какую задачу он решал своими текстами; поясняет, в чем состоит «литературная функция» хоббитов и где проходит грань между мифом и реальностью, древними текстами и современной жизнью; а также довольно необычно интерпретирует связь толкиновского мира с христианством. Книга обещает интеллектуальное приключение, погружая в филологический, лингвистический, исторический контексты, при этом написана для широкого читателя.

Том Шиппи

Литературоведение / Языкознание / Образование и наука