Незваные...

– Пап, я здесь, здравствуй.

– Ох, дочь… Извини, это я так, проверка связи.

– Сомневался?

– Как дела у вас?

– Всё в порядке, работаем.

– Отвлекаю?

– Нет, что ты!

Александр Иванович ехал в своём джипе, в глазах светился мальчишеский восторг, не спасала и профессиональная маска суровой непроницаемости.

– В гости не собираетесь?

– Заскочим, как посвободней будем…

– Чёрт, удивительно это всё…

– Привыкнешь. Дальше ещё интересней будет.

– Да, ты меня интригуешь.

– Всё, пап, пока. У тебя всё в порядке, я знаю. Людмиле привет.

– Передам. Пока, дочка!

В это же самое время Полеха говорил с Бабиком. Удивительно, как, впрочем, и всё остальное, что оба диалога одинаково хорошо воспринимались и Мариной, и Серёжей. Настолько был чист и ёмок здесь разум.

Бабиченко уже час находился в церкви перед вечерней службой, со свечкой в руке обходя иконы и фрески. Возле некоторых, где толпа прихожан была поменьше, он задерживался на какое-то время, смотрел на творения православных мастеров, иногда беззввучно шевелил губами. Проходя мимо образа Божьей Матери, он в глубине души засомневался, слышит ли его молитвы Бог. Тогда-то и вырвалось непроизвольное «Карабас». И тут же Бабик вздрогнул от мужского голоса в своей голове, суетливо и неуклюже трижды перекрестился, посмотрев на святой лик женщины с ребенком на руках.

– Слушаю тебя, Юра.

– Я за упокой всех убиенных свечки ставил, прошу о прощении…, – растерянно пробормотал Бабик в ответ. – Дочерям денег отправил, церкви пожертвовал…

– Знаю, умница. Правильно ты всё делаешь. Молодец, что Прохора Заварзина в больнице навещал. Ты хорошие слова ему сказал. Держитесь и впредь друг друга.

– Спасибо тебе, Господи!

Он упал на колени, истово начал креститься и бить поклоны.

– Не сходи с ума только, Юра. Богу в душе молись. Он тебя всегда услышит. А я не бог, напоминаю.

– Всё равно, всё равно… Спасибо.

– Всё у тебя будет хорошо. И у Прохора тоже. Я знаю, вы поговаривали к Мамаеву Фёдору на поклон съездить. Если всё-таки решитесь, езжайте. Он вас примет. Удачи тебе, Юра. Попусту не зови. Если уж только совсем прижмёт, что вряд ли. Повторяю, всё теперь у вас будет хорошо.

– Спасибо, Карабас.

Бабик встал с коленей и шмыгнул носом. Лицо светилось счастьем.– Ну вот, вроде и добро делаем, а всё как-то не по себе на душе.– Самозванцы?– А кто знает?..– Ответственность большая.– Понимали бы люди, что каждый ответственен и за себя, и за других.

Два человека приблизились друг к другу и слились в объятии. Разум взорвался, рассыпавшись по мирозданью. И назад возвращаться не хотел. Страха не было. Были только покой и созерцание. Ликующая материнская формация, Мамма, была рядом, и миллионы единиц разумности, ушедших своим путем далеко-далеко вперед… Среди них были и люди. Раскаявшиеся грешники, святые и просто чистые душой и крепкие духом. Верующие и не знающие Бога. Обретшие Истину и жаждущие её. Нашедшие свой путь и ищущие. Вершащие судьбы других и затворники, заточившие себя в пещеры. Живые во плоти и оставившие плоть в своих Мирах. Кто навсегда, кто на время. Но всех объединяли Любовь, Добро, Совесть и Нравственность.Так длилось долго. Возможно, вечность.– Мамма хочет покинуть своё тело и остаться здесь.– Она этого не сделает, пока нужна нам.– Мы ведь тоже не хотим обратно.– И мы останемся, потому что теперь знаем, что делать. …Двое приближались к деревне. Мужчина, похожий на известного актёра, и рыжая стройная девушка. Они шли налегке. Пыль грунтовой дороги слегка клубилась под ногами, светило яркое солнце, начало сентября выдалось тёплым.