Нф-100: Изобретатель смысла

-  Ну, хорошо, хорошо, не каждый,  - сказал он.  - За что хоть убивать- то будете?

-  А не знаю,  - пожал плечами Тонкас.  - Как управимся, придумаем что- нибудь.

-  Постфактум, что ли?

-  Да хоть бы и так.

-  Нет, так я не согласен.

-  Почему это?

-  Да вот не согласен, и всё.

-  А как ты хочешь?

-  А так: чтобы ты здесь и сейчас объявил, почему ты меня хочешь убить, и за что.

-  И что тебе это даст? Всё равно помрёшь ведь!

-  Хоть помру, зато знать буду.

-  Ладно,  - сдался Тонкас.  - Вот тебе причины. Ты - вождь, мы - народ...

-  Ну и?

-  Не перебивай! Ты - вождь, мы - народ, а потому... потому... потому имеем право! Надоел!

-  Так,  - сказал Батя, нащупывая под столом рикайди

.  - Значит, хочешь Подвиг совершить? Героем стать, Героем Геройствующим, Освободителем Женолюбивым?

-  Да вроде как,  - согласился Тонкас.  - Ну, так что, устраивает тебя такое объяснение?

-  Устраивать- то устраивает. А если я так скажу: не Подвиг ты совершишь, а Предательство, не Прославишься в Веках, а Опозоришься Хуже Некуда?

-  Ну, прямо и Опозорюсь,  - не поверил Тонкас.  - Это почему?

-  Потому,  - сказал Батя,  - что ещё древние греки считали, что трагедия возвышает человека.

-  И что же?

-  А то, что убив меня, ты меня возвысишь.

-  Чушь! Докажи!

-  Доказываю. Вот я живой - Тиран и Мучитель. А вот я мёртвый - Храбрец, Мученическую Смерть в Неравном Бою Принявший. Вас здесь человек пятьдесят, не меньше - значит, меня ещё и наградят посмертно, за отвагу. Вот так вот. Сколько я изучал человеческую историю, всегда так было. Память - что людская, что конгарская - это, мой дорогой Тонкас, искуснейший декоратор. Вот что я, к примеру, сделал в жизни плохого?

-  Да всё,  - ответил Тонкас.  - Что ни возьми, всё - мерзость.

-  Верно,  - согласился Батя.  - Но потомки рассудят иначе. Они так скажут: может быть, он и был жестоким, подлым чудовищем, зато как любил животных, а уж в цветочках души не чаял. А что касается боли, страданий, которые по его милости претерпели наши прадеды, так мы их ощутить не можем, а потому и обсуждать подробно не будем. Сосредоточимся на положительных аспектах. Был Конкас из Румбы доблестный воин, государственный человек, женщины его любили, и уважали мужчины, да нашёлся какой- то Тонкас, душонка низенькая, до гадостей охочая - и убил из зависти. Так и рассудит нас история, уж в этом можешь мне поверить. Не быть тебе Героем Геройствующим, как ни крути, так что напрасно ты затеял убийство. Дело это пустое и зряшное - вот, лучше мусор вынеси.

И так он это убедительно сказал, что не успел Тонкас и глазом моргнуть, как вместе с товарищами очутился на улице, а вокруг них - чёртова пропасть мешков, таких вонючих, хоть нос зажми.

Завыл тут Тонкас от досады, пнул ближний мешок, а оттуда и ватные палочки использованные, и селёдочные головы, и ведёрки из- под мороженого, и протухшая кабачковая игра.

Обдало Тонкаса смрадом, и потерял он сознание, очнулся же не Героем и Освободителем, а Тонкасом Помоишником, Тонкасом Смрадным, и ничего ему больше в Румбе не доверяли, кроме как чистить трижды в день выгребную яму. Сам он, правда, быстро с этим смирился, и даже сочинил стишок, который распевал потом дни напролёт:

Все смеются надо мной,

Он, мол, в яме выгребной!

Я же - мыслю головой:

Пусть вонючий, но живой!

Нет- нет- нет, скажет читатель, никогда я не поверю, что Батя не сделал ничего полезного, как для конгар, так и для землян. Хоть что- нибудь, а должно быть!

И есть.

Во- первых, Батя учредил первую на Тразиллане конгарскую валюту, гарантом для которой служили тхурики, маракча и целебная грязь. Этой грязи в Румбе было так много, что её вывозили в другие конгарские поселения, где продавали под видом "особой" тыквенной каши.

Во- вторых, по инициативе Бати был учреждён особый "пансионат" для военных преступников - конгаров, прославившихся на Торакайской бойне какими- то из ряда вон выходящими зверствами. Проживали в нём, помимо всякой шушеры, Киркас, носивший красноречивое прозвище Пожиратель Глаз, Боммевер Потрошитель и Дунсен Добрый Друг, которого не унижал только ленивый, поскольку ничем, кроме людоедства, он за свою жизнь так и не прославился. Осмотрев это богоугодное заведение, новотроянский советник, приставленный к Бате, нашёл его чрезвычайно похожим на концентрационный лагерь. Действительно: и там, и там были колючая проволока, грязные бараки, полные вшей, охрана с автоматами, а если в "пансионате" Бати не было печей, наподобие печально известных печей Освенцима, то объяснялось это не соображениями гуманности, а причинами экономико- снабженческими. Однако обвинение в плагиате Батя отмёл с ходу: по его словам, идея такой тюрьмы явилась ему во сне, а о национал- социализме со всеми его прелестями он не ведал ни сном, ни духом.

-  В самом деле,  - сказал Батя,  - что я, дикарь, что ли - убивать этих мерзавцев? Пусть уж живут, страдают, мучаются и являют собой ужасающий пример того, что бывает, когда разумное существо отступает от нравственного закона.