Вот уж для кого война — это праздник, так это для вольных торговцев-маркитантов. Следуя за войском, они встают своим лагерем бок о бок с армейским, чтобы было удобнее вести дела. В этом месте, больше похожим на огромный рынок, участник похода мог получить практически всё, что душе угодно: от предметов обихода и еды до выпивки и женской ласки. Всё это помогало отвлечься и успокоить душу перед битвой, а потому маркитантские обозы охраняли как на переходах, так и на стоянках. Состав же обоза был самым что ни на есть пёстрым: торговцы со всех концов Энгаты и из-за её пределов, напёрсточники, картёжники, девушки, не обременённые моральными принципами, пивовары и виноделы. Над всем этим был поставлен начальник обоза или, как его называли на ригенский манер, вагенмейстер. Дунгар и Рия ехали в отдельном госпитальном обозе вместе с хирургами, монахинями и прочими, кто должен будет ухаживать за ранеными после боя. Рие, как женщине, не позволили ехать с офицерами, а гном не мог оставить племянницу одну, хотя он был вовсе не в восторге от такой компании. Но, несмотря на то, что Дунгар частенько уходил к маркинтантам или в офицерскую, так и норовя забрать оттуда каждый раз отказывавшихся Драма с Игнатом, он неизменно возвращался к Рие, пусть порой от него и несло выпивкой. На возмущение монахинь он неизменно добродушно отвечал:
— Леди, знали б вы, сколько миль я оттоптал впроголодь в былые годы. Вам и не снилось! А сколько раз я махал топором на пустое брюхо, знаете? И теперь, имея возможность, отчего б мне не получить желаемое за честно заработанное серебро? Отчего б не отдохнуть перед грядущей битвой? Малышке Рие тоже не мешало бы отвлечься, да, видать, от вашего тоскливого вида ей ничего и не хочется.
Но Рия всякий раз говорила, что ей ничего не нужно. Она занимала время разговорами с госпитальными, в общении с которыми нашла неожиданный для самой себя интерес. Впрочем, ещё более неожиданным он был для самих лекарей: не каждый день увидишь девушку из богатой семьи, интересующуюся медициной. Нередко их разговоры переходили в споры. Рия, несмотря на юный возраст, успела прочитать множество книг, в том числе работы таких видных учёных, как Гиппокреон из Кеотии или Кай Авлий Цельс, аэтийский врач и выдающийся хирург своего времени, спасший императора Алестиниана после боевого ранения. Алхимическое искусство во многом перекликалось с медициной, так что девушка в этой области считала себя как минимум не глупее монахинь Холара, костоправов и знахарей. Так, под бульканье бочек и скрип колёс и проходили эти импровизированные научные диспуты.
— Разумеется, я читал Цельса. — Говорил престарелый врач Эббен Гальн, получивший образование, как сам говорил, в Имперской Коллегии естественных наук, что в Мерцбурге. — Только вот есть вещи в его трактатах, с которыми я как хирург никак не могу согласиться.
— Это какие же? — Гальн был одним из немногих, с кем Рия могла вести диалог на равных, остальные, по её мнению, оказывались слишком некомпетентными в вопросах медицины, сводя всё к исцеляющей силе Холара и травяным настоям.
— А вот, например, в своём труде «Artismedica», что означает «Искусство врачевания», — Пояснил он остальным. — Цельс утверждает, что наступит время, когда будет возможно исцелить любую болезнь и рукам врача будут доступны самые потаённые уголки человеческого тела. Я же в свою очередь полагаю, что такие органы как сердце и мозг должны быть, и всегда останутся, недоступными для скальпеля или щипцов.
— Неужели из-за сложности? Чем же это сложнее, чем резать руку, ногу или, скажем, брюшную полость?
— Дорогая моя, во-первых, попрошу не использовать слово «резать». Всё же мы говорим не о разделке свиной туши. А во-вторых, посуди сама: даже тончайшее, малейшее ранение этих органов приводит к смерти. Я уже не говорю о перспективе занесения в надрез грязи или проникновении миазмов из воздуха.
— Миазмов? — Переспросила Рия.