—
— Ava et vaeg eraive lainwaith aduir diet? Taunan, ma dhu‘ach glaenis midhir el im. (Но с каких пор вам стали родными люди? Сомневаюсь, что ты для них больший союзник, чем я.)
— Что там? — Спросил Раурлинг. — Не молчи, Драм.
— Пытается запугать. — Уклончиво ответил тот. — Я скажу ему, что мы не боимся их армии.
— Mendait itirloin en am celve, eva? (Они требуют перевода моих слов, не так ли?) — Улыбался эльф. —
— Im den taenin am brel. Taeniet nin.
—
— Он что, только что назвал его другом? — Послышался чей-то голос в наступившем изумлённом молчании.
— Драм, как это понимать? — Сурово спросил Раурлинг. — О чём вы говорите?
— Он провоцирует, пытается обмануть вас. — Ответил Драм, стиснув зубы.
— Antan taunwaith da meig ancare.(Вижу сомнение на их лицах.) — Вновь заговорил эльф. —
В этот раз эльф обескуражил окружающих, закончив речь целой фразой на ломаном энгатском, хоть и с сильным акцентом. Он развернулся и направился к выходу. Драм стоял, шумно вдыхая воздух и не слыша ничего, кроме собственного сердца и крови, стучащей в висках. В нём клокотала ярость и злоба. Рука сама собой легла на рукояти клинков.
— Cainendhroigos! — Внезапно взвыл он, после чего глаза застлала тёмная пелена. Никто не успел ничего сделать, слишком быстро всё произошло. Мгновение спустя эльфийский посланник лежал лицом на каменном полу. Шея его была взрезана с обеих сторон, а на спине, шипя от ярости, сидел Драм. Руки его сжимали рукояти клинков, что пронзили спину эльфа. Металл вошёл в плоть на половину лезвия, пройдя насквозь. Из-под тела посланника медленно растекалась кровавая лужа.
— Драм. — Осторожно сказал Игнат. — Спокойно. Всё хорошо.
После этих слов напряжённое, словно пружина, тело Драма расслабилось, а сам он, пошатываясь, встал.
— Я… Не хотел. — Начал было он.
— Всё правильно. — Похлопал его по спине Раурлинг. — Ты сделал то, что следует. Признаться, мне и самому не хотелось его отпускать. Он видел лагерь, видел нас, мог посчитать численность наших сил. Ты всё сделал, как надо. К тому же ты избавил господина посла от необходимости возвращаться в такой дождь. — После этой фразы раздался негромкий смех офицеров.
— Он был безоружен. — В глазах Драма застыла злость. — И я убил его в спину, как…
— Не принимай близко. Считай, первая кровь в этой войне твоя. — Улыбнулся Джеррод. — Эти ублюдки ещё пожалеют, что не остались в своих лесах. Караульные, уберите отсюда эту падаль!
Позже, когда большая часть замка погрузилась в сон, Драм ещё сидел у окна, глядя на луну. Впервые за долгое время он не смел произнести ни слова. Ни вслух, ни про себя. Не Селименора направила его руку в этот вечер, а Уларун, эльф чувствовал это всем своим естеством. Тот самый тёмный покровитель этельдиар, от власти которого Драм так стремился сбежать. И теперь ему оставалось лишь смиренно ждать, чтобы среброокая богиня простила ему это.