Ни кошелька, ни жизни. Нетрадиционная медицина под следствием

Блейн не просто удостоверился, что свежие фрукты необходимы в корабельном рационе, но и сумел пятнадцать лет спустя ввести меры по профилактике цинги на всем британском флоте, возглавив Комитет помощи больным и раненым, который устанавливал все правила, связанные с поддержанием здоровья служащих флота. Так, 5 марта 1795 года этот комитет и адмиралтейство признали, что жизнь моряков можно спасти, если ввести в их ежедневный рацион всего три четверти унции[8]

лимонного сока. Линд скончался за год до этого события, так и не узнав, что Блейну удалось воплотить его замысел – избавить британских моряков от цинги.

Несмотря на то, что Британия не слишком-то спешила внедрить лечение лимонами (минуло почти полвека с тех пор, как Линд провел свой судьбоносный эксперимент), многие другие страны оказались еще менее расторопными. Это дало Британии большое преимущество перед европейскими соседями в колонизации далеких земель и в морских сражениях. Например, Наполеон перед Трафальгарской битвой в 1805 году планировал вторгнуться в Британию, но ему помешала морская блокада, несколько месяцев не позволявшая его судам покинуть порты. Запереть французский флот британские корабли смогли только потому, что их команды снабжались фруктами, а значит, никому не приходилось отвлекаться, чтобы взять на борт новых, здоровых, матросов вместо умирающих от цинги. Не будет преувеличением сказать, что благодаря Линду, который изобрел клинические испытания, и Блейну, который впоследствии ввел в корабельный рацион лимоны как средство лечения цинги, Британия была спасена. Ее армию по силе существенно превосходила армия Наполеона, поэтому, если бы блокада не удалась и французы вторглись в Британию, они, скорее всего, одержали бы победу.

Судьба страны – вопрос первостепенной исторической важности, однако внедрение клинических испытаний сыграло в грядущие столетия еще более существенную роль. Ученые-медики стали проводить клинические испытания в своей повседневной практике и с их помощью определять, какие методы лечения действенны, а какие нет. Это, в свою очередь, позволило врачам спасти миллионы жизней во всем мире, поскольку теперь они могли лечить болезни, уверенно полагаясь на испытанные средства, а не прибегая ошибочно к шарлатанским снадобьям.

Поскольку кровопускание занимало привилегированное положение среди методов лечения, его подвергли контролируемым клиническим испытаниям в числе первых. В 1809 году, спустя всего десять лет после того, как Вашингтону сделали кровопускание на смертном одре, шотландский военный хирург Александр Гамильтон решил проверить, полезно ли отворять больным кровь. Теоретически он должен был бы исследовать влияние кровопускания на течение какого-то одного заболевания, например гонореи или лихорадки, поскольку результаты четче и очевиднее, когда клинические испытания сосредоточены на одном методе лечения отдельного расстройства. Однако Гамильтон в то время участвовал в Пиренейской войне в Португалии, а в военно-полевых условиях трудно позволить себе такую роскошь, как идеально чистый эксперимент. Так что Гамильтон изучал влияние кровопускания сразу на целый ряд различных болезненных состояний. Справедливости ради следует отметить, что испытания, которые проводил Гамильтон, отнюдь не были лишены здравого смысла: в те годы кровопускание считалось панацеей, а раз врачи полагали, будто оно способно исцелять от любых недугов, вполне логично было заключить, что и в эксперименте должны участвовать люди, страдающие всевозможными болезнями.

Гамильтон начал с того, что разделил 366 солдат с различными медицинскими проблемами на три группы. Первые две лечили, не прибегая к кровопусканию: одну – он сам, другую – его коллега мистер Андерсон. Третью же лечил оставшийся неизвестным врач, который применял общепринятые методы, то есть отворял больным кровь ланцетом. Результаты испытаний оказались недвусмысленны:

Как было заранее оговорено, это количество [больных] одного за другим распределили по группам таким образом, что каждый из нас наблюдал третью часть от общего числа. Больных принимали без разбора, окружали по возможности одинаковой заботой и устраивали с равными удобствами. <…> Ни я, ни мистер Андерсон ни разу не прибегли к помощи ланцета. Он потерял двух больных, я – четверых; из оставшейся же трети умерли тридцать пять человек.