Ни шагу назад!

— Эй, фриц, ком!

Он поманил высокого немца в очках, с забинтованной рукой и протянул ему хлеб. Тот уцелевшей рукой несмело взял подарок, и вдруг разрыдался, затем торопливо стал срывать с руки чудом оставшиеся наручные часы, но сержант отбивался:

— Оставь, оставь, говорю. Брот. Кушать. Оставь.

Затем запрыгнул в кабину и дал газ… С полчаса прошло в молчании. Потом водитель всё же не выдержал и заговорил:

— Осуждаете, товарищ капитан?

— Нет, сержант. Не осуждаю. Удивляюсь. И тебе, и мне.

— А чему тут удивляться, товарищ капитан? Душа у нас такая. Вроде, столько зла сотворили, народу изничтожили — ужас, а глянешь на такого — и сердце от жалости заходится… Когда первых гнали — вроде ненавидел, хотелось автомат в руки взять, да пострелять гадов. А потом…

Он, не отрываясь от баранки, махнул рукой, и дальше весь путь прошёл в молчании. Водитель упрямо вглядывался в дорогу, а Владимир курил…

— Капитан Столяров, прибыл в часть на замещение должности командира эскадрильи.

Невысокий плотный подполковник молча взял предписание и пробежал по нему глазами, затем положил на стол и сделал приглашающий жест.

— Присаживайся, капитан. Поговорим. Чай будешь?

— Буду, товарищ комполка.

Подполковник усмехнулся. Ну, не любили в армии приставку «под». Обычно сокращали до полковника, либо по должности.

— Кадровый?

— Так точно.

Лицо командира нахмурилось, но он повернулся к входу в комнату и гаркнул:

— Гера! Тащи чай, и что закусить давай тоже.

Затем вновь обернулся к капитану.

— Кадровый, говоришь… Ладно. Где воевал?

— Начинал в Финскую. Потом — Белоруссия, Москва, Севастополь, здесь остаток лета был и осень, пока на учёбу не отправили… Сейчас вот, к вам попал.

— Понятно. Куришь?

— Курю, товарищ комполка.

— Закуривай.

Он протянул открытую пачку «Пушки», лежащую на столе. Владимир вытащил папиросу и в ответ щёлкнул зажигалкой, подаренной ему в Швейцарии Оттаром.

— Ого! Трофей?

— Почти. Подарок.

— Ясно.

Дверь скрипнула, и к комнате появилась одетая в форму молодая девушка с подносом в руках, на котором дымились две фарфоровые чашки с горячим чаем и стояла тарелка с аккуратно нарезанными бутербродами. Выгрузив поднос на стол, она отошла в сторону и… щёлкнула каблуками, вытягиваясь по стойке смирно. Владимир обомлел — ну, ни чего себе?! Командир полка махнул рукой.

— Топай. Пока свободна.

Чёткий оборот через плечо, и девушка вышла прочь. Подполковник потянулся чашке, хитро усмехнувшись.

— Угощайся, капитан.

— Разрешите вопрос, товарищ комполка?

— Спрашивай.

— Откуда такое чудо?

— А, ты об этой? Прибилась тут к аэродрому. Гертруда. В лагерь её сдавать, честно говоря, не хочется. Вот, хозяйствует в столовой.

— А как же «СМЕРШ»? Особый отдел?

— А что — Особый отдел? Проверили. Она с ним и живёт.

Владимир качнул головой, в знак удивления. Неисповедимы пути господни, воистину… После получасового разговора подполковник Медведев отпустил капитана отдыхать, обещав познакомить его с лётчиками эскадрильи вечером, за ужином. Место Столярову досталось в одном из уцелевших домов, вместе с ещё двумя командирами эскадрилий. Поскольку местных жителей в деревушке не было — кто эвакуировался в глубь страны при подходе немцев, а кого угнали на Запад…

Глава 33

На следующий день, 29 — ого августа, наши выбили немцев, успевших окопаться у нашего рубежа назад. Правда, недалеко, на восемь километров, но и то радости было много. Я с экипажем в этих боях не участвовал, поскольку отлёживался после «подарочка», а ребята мои и девочка меня охраняли. Тем более, что и функции свои я вроде и выполнил, проверяющего, а новый приказ так и не поступил. Так что, удалось немного отдохнуть. И то, сказать, как прилетел из Америки, так и без передышки столько времени в боях, да ещё каких! Так что целый день спим, едим, приводим себя в порядок. То есть, бреемся, моемся, стираемся, чинимся. Не в смысле техники, а в смысле одежды. Штопаем дырки. На танкистах и так обмундирование вечно «горит», поскольку железо повсюду, вот и приходится ниткой с иголкой едва ли не чаще, чем банником для чистки пушки пользоваться…

Вечером меня, разомлевшего от непривычного отдыха, ребята выводят под руки из блиндажа. Необычно тихо. Я уже настолько привык к постоянному грохоту орудий, двигателей и стрельбе, что этот летний вечер просто кажется придуманным. Но это только в первые мгновения.

На широкой глади Волги вскипают фонтаны разрывов. Обстреливается переправа. Ещё неделю назад, когда мы стояли в засаде у моста, фашисты сожгли все причалы города. Речники стали перевозить грузы баркасами, катерами, просто лодками. Под огнем. Под бомбами. Туда — раненых. Назад — подкрепление, боеприпасы…