Няня Боссов Братвы (ЛП)

Я шагаю на склад, и вся тяжесть этой забытой богом роли ложится на мои плечи. Конечно, именно мне придется выполнять грязную работу, справляться с ее гневом. План — детище Николая, но, когда приходит время отвечать за него, он оказывается в другом месте. Как чертовски типично: оставить Александру наводить порядок и играть роль злодея.

В помещении холодно, воздух спертый, эхо тишины, которая предшествует буре. Вот она, Эмма, с завязанными глазами, ее грудь вздымается и опускается от резких, панических вдохов.

— Что вам от меня нужно?! Отпустите меня! Что вы сделали с Алиной?!

Я срываю повязку с глаз, и ее глаза, дикие от ярости, находят мои.

— Алекс… Ты сукин сын, — шипит она.

— Это была проверка, — говорю я, не утруждая себя приукрашиванием. — И прежде, чем ты вскочишь на свою высокую лошадь, вспомни, что ты не единственная, кого здесь проверяют.

— Зачем ты это сделал, Александр? Тебе это нравится?!

Ее глаза — два пылающих ада, но я не дрогнул. Я встречаю жар с головой.

— Ты думаешь, мне нравится это дерьмо? Что я получаю удовольствие от того, что пугаю женщин и детей? Так мы выживаем, Эмма. Так мы обеспечиваем преданность.

Ее путы звенят, когда она борется, и этот звук гулко отдается в пустоте комнаты.

— А что, если бы я не сохранила спокойствие? Что тогда, Александр? Вы готовы рисковать жизнью ребенка ради своих больных игр?

Я расстегиваю наручники, освобождая ее от кресла.

— Продуманный риск, — признаю я, в моем голосе звучит низкий рык. — Но ты доказала свою правоту, не так ли? Ты сильнее, чем кажешься.

Она потирает запястья, но огонь в ее взгляде не ослабевает.

— Если ты когда-нибудь…

— Оставь это, — прервал я ее жестким взглядом, входя в ее личное пространство, достаточно близко, чтобы почувствовать жар, исходящий от нее. — В следующий раз это может быть не просто проверка.

— Ублюдок! — Взрывается она, ее ладонь с ошеломляющей силой встречает мою щеку. — Ты знаешь, как я испугалась? Ты подумал об этом?!

Я хватаю ее за запястье, останавливая ее следующий удар до того, как он приземлится. Мои пальцы обхватывают хрупкие косточки, а ее зеленые глаза расширяются от шока. Мой гнев вырывается наружу, кипящее пламя распространяется по телу, как жидкий огонь.

— Я не боюсь тебя, — она пытается отстраниться, но я держу ее.

— Успокойся, Эмма. — Говорю я, глядя ей в глаза. Ее грудь вздымается и опускается, а затем она внезапно замирает, ее рот слегка приоткрывается в порыве. Она ничего не говорит, но мне это и не нужно. Я чувствую, как напряжение покидает ее тело, как тяжесть ее забот становится невыносимой.

Тонкие вены на ее запястье манят, напоминают мне о том, насколько она хрупка и уязвима в этот момент. Охрана, которую я обычно поддерживаю, когда нахожусь рядом с женщиной, исчезает, ускользает, когда ее мягкая кожа поддается под моими пальцами. Я чувствую, как кровь пульсирует под моим большим пальцем, ощущаю биение ее пульса. Внезапно я жажду этих ощущений больше всего на свете.

Я отбрасываю ее руку, отступая назад, прежде чем сделать то, что не смогу вернуть. Я бросаюсь словами, зная, что лучше ранить ее словами, чем действиями.

— Ты доказала свою преданность, Эмма. Теперь не бойся, никто не сможет тебя обидеть.

— Думаешь, это делает меня преданной тебе? И я до смерти напугана?

Я не отступаю, мое лицо в сантиметрах от ее лица.

— Страх — это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Он помогает быть начеку, помогает выжить. Ты должна быть жесткой, Эмма. Жестче, чем ты когда-либо думала.

Ее дыхание сбилось.

— Ты закончил меня запугивать?

Она бросает мне вызов. Это что-то новенькое, я и не знал, что в ней есть такой огонь, и я не ненавижу в ней это.

И тут я замечаю тонкую красную струйку, стекающую по ее руке.

— Черт, — бормочу я.

Я протягиваю руку, но не как босс Братвы, а как человек, который не может игнорировать первобытное желание защитить. Я осторожно беру ее за руку, осматривая небольшую рану. Похоже, она пострадала во время хаоса.

— Ты ранена, — констатирую я.

— Ничего страшного. — Она пытается отстраниться, но я не отпускаю ее.

— Осторожно, мать твою, — приказываю я, скорее себе, чем ей, с досадой думая о том, что мои люди увлеклись. — Я разберусь с ними позже.

Все, что угодно, кроме совершенства, означает наказание.

Я тяну ее вперед, не обращая внимания на кровь, размазанную по моей руке. Она дрожит. Возможно, она боится меня. Мне нужно, чтобы она знала, что я не тот, о ком говорят. Мне нужно, чтобы она почувствовала, что это правда.

— Я не причиню тебе вреда, Эмма. Я не такой. Я провожу большим пальцем по порезу, пытаясь убрать кровь.

Я притягиваю ее ближе, и она вздрагивает, когда моя рука соприкасается с ее раной. Вид ее крови на моей коже не пугает меня, это не первый раз, когда я испачкался. Но впервые я что-то чувствую по этому поводу.

Ее кожа мягкая, контрастирующая с грубостью моих рук.

Она смотрит на меня, ее глаза ищут что-то в моих.

— Почему? Зачем все это?

Я отпускаю ее и отступаю назад, нуждаясь в расстоянии, чтобы восстановить контроль.

— Грейс. — Я выдыхаю. — Оказывается, она была крысой. И поскольку именно она наняла тебя…