Ничего для себя. Повесть о Луизе Мишель

Странно, что полицейский комиссар собирался командовать армейскими частями, но Луиза поняла, что и полицейские подразделения стоят где-то поблизости и команда будет отдана и тем и другим сразу.

Приподнявшись в коляске, она видела, что из переднего фиакра выскочил Рошфор и, подняв руку, шагнул навстречу полицейскому комиссару.

— Сударь! — громко крикнул Рошфор. — Мы возвращаемся с похорон нашего друга. У нас мирные намерения!

— Разойдитесь немедленно! — с угрозой повторил комиссар. — Иначе… изрубят саблями!

Оглянувшись, он властно махнул рукой, и в стороне приготовившихся к атаке эскадронов снова раздалась напряженная дробь барабанов. Только тут Луиза увидела в глубине выходивших на площадь улиц синевато-сизые полицейские мундиры.

— Но я депутат Законодательного корпуса! — продолжал Рошфор. — Извольте меня пропустить!

— Вы первый будете изрублены! — багровея, рявкнул комиссар. — Прочь с площади! Про-о-очь! Слышите, вы?!

И лишь теперь Луиза убедилась, как правы были Делеклюз и Луи Нуар: в Париже все готово к массовому избиению и нет сомнения, что первыми жертвами станут наиболее ненавистные империи республиканцы.

Много позже Луиза прочитает строчки из письма Энгельса Марксу:

«Истинное счастье, что, вопреки Г. Флурансу, на похоронах Нуара не началась заварушка. Бешенство «Pays»[11] свидетельствует о жестоком разочаровании бонапартистов. Ведь лучшего и желать нечего, как захватить все революционные парижские массы вне Парижа, именно вне крепостных стен, имеющих лишь два-три прохода, и открытом поле на месте преступления».

Толпа, хоронившая Виктора Нуара, рассеялась. Вернувшись домой, Луиза с трудом удерживала слезы бессилия и разочарования. Она считала, что благоприятный момент для свержения Баденге безвозвратно упущен!

Марианна, как могла и умела, утешала дочь:

— Ну что сделаешь, Луизетта?! У них сила.

— Ах, мама, мама! Неужели тебе не осточертело всю жизнь чувствовать над собой эту злую, неправую силу?!

— А что делать, Луизетта?

— Бороться!

Закрывшись в своей комнате, она поцеловала лезвие кинжала и поклялась жизнью, — если окажется возможно, она пронзит этим лезвием жирную, оплывшую тушу последнего Бонапарта…

— Все познается в сравнении, — с горечью повторяла Луиза, сидя в опустевшей комнате Пулен. — Никогда не думала, что так больно будет расставаться с Нинель, хотя и понимала, что тягостный час вот-вот настанет.

Да, Нинель Пулен не суждено больше вернуться в эту комнату. Как много умирает во Франции девушек и женщин, не доживших даже до тридцати, так и не получивших от судьбы своей дольки счастья!

При мысли о смерти встало перед глазами, мертвое лицо Виктора Нуара, алебастрово-белое, с потемневшими веками, неподвижная рука с красной гвоздикой. Только после смерти Виктора Луиза узнала, что подлинная фамилия Нуаров — Сальмон, а его настоящее имя — Иван. Да, да, не французское Жан, а русское Иван! Что связывало убитого с далекой и загадочной Россией?

Взяла со стола раскрытую книгу — роман Андре Лео «Скандальный брак» с дарственной надписью ей, Луизе. Бедная Нинель любила эту книгу, осуждающую бесправие женщины, воюющую против предрассудков и мракобесия.

И вдруг Луизу как бы опахнуло холодом: она только что подумала о Пулен, словно о мертвой — «любила»! Но ведь она жива, еще жива! Нужно почаще навещать ее в больнице, чтобы ей не было так одиноко, чтобы чувствовала, что есть люди, которым она дорога!

Взяла со стола второй роман Андре Лео — «Развод», такой же горький и гневный, над страницами которого поплакала и еще поплачет не одна обиженная, оскорбленная женщина… Кстати, Андре тоже подписывает свои произведения не подлинным именем Леони Вера, а вымышленным. Правда, здесь есть логика: ее сыновей зовут Лео и Андре, отсюда и псевдоним. Но откуда: Иван-Виктор?

Под окном вспыхнул синеватый свет, — прошел с лестницей на плече фонарщик, зажигая уличные огни.

Луиза спохватилась: сегодня в столовой у Сен-Дена она должна встретиться с Аней Жаклар и Андре Лео. Непростительно опоздать!

Поправила одеяло на постели Нинель, прикрыла жалюзи. В своей комнатке оделась потеплее: за окнами сорился редкий медленный снег.

Из кухни выглянула Марианна.

— И сегодня уходишь, Луизетта?

— Да, мама.

— Господи, как мне тоскливо одной! Теперь, без Никель, я и вовсе умру с тоски. В доме только кошки и Финеттка, добрые, но бессловесные твари… А ты…

— Перестань, пожалуйста, мама! Сама знаешь, у меня дела.

Поцеловала мать в щеку, приласкала Финеттку, сбежала, стуча каблуками, по лестнице.

Таял под ботинками влажный снег, фонари в ореоле падающих снежинок походили на огромные пушистые одуванчики.

Как ни торопилась, все же опоздала: в «Котле» у Сен-Дени уже ждали. Андре Лео писала, склонившись над столиком, а Аня Жаклар разговаривала с Натали Лемель. У Жаклар — встревоженное лицо, горькая складочка перечеркнула лоб.

Потирая озябшие руки, Луиза присела к столу. Натали и Аня поздоровались, а Лео, не переставая писать, лишь улыбнулась, как всегда, мягко и добро.

— Прости, Луиза. Сейчас кончу…