Ничего для себя. Повесть о Луизе Мишель

Если бы знать, что как раз в это время некий служащий Управления мостов и дорог Дюкатель у ворот Сен-Клу машет белым платком красноштанным солдатам Версаля: «Входите. Здесь никого нет!» Полчаса назад, не выдержав косящего огня версальских митральез, федераты, укрылись за виадуком окружной железной дороги, метрах в трехстах от ворот. Часом раньше они задержали было Дюкателя, но он предъявил удостоверение на бланке Коммуны: Жюлю Дюкателю поручено строительство второй линии баррикад между воротами Дофина и Пуэи-дю-Журом. Извинившись, его отпустили.

И в часы, когда Анри Литтольф исполнял отрывки из своих симфоний «Робеспьер» и «Жирондисты», а Агар бросала в зал гневные слова «Медной лиры» Барбье, версальские полки бесшумной лавиной вливались в Париж через ворота Сен-Клу. В форте Мон-Валерьен Тьер и Мак-Магон, обрадованные телеграммой о прорыве, направляли вслед за корпусом Дуз корпуса Ладмиро, Кленшана и Винуа. Стенобитной артиллерии приказано не стрелять по району ворот Сен-Клу, а орудия бастионов, всего час назад защищавшие Париж, повернуты дулами против города.

По окончании концерта Луиза вышла на улицу Риволи вместе с Теофилем Ферре и Аидре Лео. Тихий вечер голубел над Парижем, над красной черепицей крыш загорались первые звезды. Газовые фонари на улицах не зажигали с начала осады, — в вечерней тьме звезды казались необычно крупными и яркими.

Луизе предстояло пешком добираться до ворот Майо, баррикады возле них защищал ее батальон. Остановившись на лестнице, она прислушалась: нет, в их районе как будто продолжается затишье, канонада доносится, пожалуй, только с севера, от Сент-Узда, Анкера ила Клиши.

— Вы не проводите меня, Тео?

— О, если бы мог! Я и так совершил преступление, оставшись в концерте до конца. Сегодня мы судим Клюзере.

— Который был до Росселя и Делеклюза гражданским делегатом при Военной комиссии Коммуны?

— Да.

— За что же, Тео?

— За плохую организацию обороны форта Исси.

— Но удержать форт, Тео, вряд ли было возможно при наших силах! Я ж в те дни была там. Форт превращен в груду камней. И Клюзере вел себя достойно, уверяю вас.

Ферре неопределенно пожал плечами:

— Более всего меня не устраивает в Клюзере то, мадемуазель Луиза, что в сорок восьмом он вместе с Кавеньяком подавлял июньское восстание, за что получил орден. И хотя позже он воевал вместе с Гарибальди против неаполитанского короля, хотя он был приговорен южанами к смерти во время гражданской войны в Америке, я не могу простить ему сорок восьмого! И не кажется ли вам странным, что, став делегатом при Военной комиссии, он мобилизовал в Национальную гвардию граждан лишь до тридцати пяти лет? Его приказом от гвардии отстранялись наиболее преданные Республике люди, ветераны сорок восьмого… Каково? А кроме суда над Клюзере нам с Раулем предстоит сегодня снова допросить версальского наймита, пытавшегося подкупить Домбровского. Я говорю о Вейссе. И я не я буду, если этот мерзавец не получит заслуженной унции свинца!

Улица Риволи наполнялась покидавшими Тюильри зрителями, они восторгались голосом Агар, музыкой Литтольфа, радостно звучал смех. Большинство на время забыло о тяготах, о врагах, стоявших у стен Парижа, словно война шла в иной жизни, в другом мире.

И вдруг что-то изменилось в толпе, неспешно растекавшейся от дворца, смолкли оживленные голоса, и все, будто по команде, повернулись в сторону Отей и Гренель: разрывая тишину ночи, там заколотилась о самое небо лихорадочная медь набата, — «билось в судороге измученное сердце Парижа», — подумала строчкой из будущих стихов Луиза. И еще у Тюильри не было произнесено ни единого слова, как к первому колоколу присоединился второй и чуть спустя третий. И теперь стало невозможно сомневаться: это сигнал всеобщей тревоги.

— Вот оно! — сказала Луиза, схватив горячую руку Теофиля. — Домбровский ждал! Это — штурм!.. Кстати, вы знаете? В бою у ворот Отей он серьезно контужен. Домбровский потрясающе бесстрашен, с улыбкой лезет в самое пекло. После контузии — камнем в голову — его заменил начальник штаба Фавье, но генерал сразу же вернулся. — И снова, стиснув руку Ферре, поправив на плече карабин, с которым не расставалась и на концерте, Луиза зашагала в сторону, откуда выплескивался на город набатный гул. — Тео! Андре! Не забудьте о Марианне, если меня убьют!

— Да, Луиза! — крикнула Андре.

— Конечно, Луиза! — пообещал Ферре, но она, наверно, уже не слышала: улица шумела тысячами голосов, стучала годильотами о камни, звенела оружием.

Она бежала изо всех сил, оступаясь и натыкаясь на людей, бежавших рядом, захлебываясь собственным дыханием.

К счастью, батальон Луизы занимал утренние позиции, волны вражеского прорыва пока не докатились сюда, — по всей вероятности, версальцы стремились сначала захватить аристократические кварталы — Отей и Пасси, — где могли рассчитывать на поддержку.