Ничего кроме правды

За кулисами «wetten dass " появление Эстефании вызвало среди репортёров возбуждённый шёпот и досужие толки. Мне, стреляному воробью в шоу–бизнесе, было ясно: не пройдёт и нескольких дней, как в одной из газет появится заголовок типа «У Дитера новенькая». Поэтому мы решили на следующее же утро сбежать в «Rangali Hilton» на Мальдивы. Но сперва произошло нечто важное. Этого я ждал уже две недели.

Мягкий свет, массаж спины, потом поцелуи а-ля Эд фон Шлек — хотя у меня и нет его книжонки «38 супер–советов, как я трахаюсь с настоящей леди», но я могу сказать, что есть несколько вещей, которые доставят удовольствие любой женщине. Проверено д-ром Трахтенбергом.

С чемоданом, битком набитым свитерами и шарфами, мы полетели к солнцу. Отпуск–мечта. Я — заядлый ныряльщик. Но пока я был вместе с Наддель, мне, как маленькому мальчику, приходилось уламывать её: «Пожалуйста, пойдём, окунёмся вместе. Пойдём, ты должна узнать, каков этот мир под водой. Пойдём, я покажу тебе, где водятся морские черепахи». Но морские черепахи, будь они в воде или на тарелке, Наддель не интересовали.

Эстефания сразу же нацепила подводную маску, взяла меня за руку, и мы поплыли. После трёх дней обучения подводному плаванию она могла заплывать на глубину 25 метров. Мы разглядывали анемонов, гонялись за иглохвостыми скатами, крутили в воде сальто и дурачились от души. Потом мы лежали на песочке и говорили друг другу: «Твой живот совсем красный, я намажу его кремом! Тебе удобно? Сделать массаж?» Она была сама заботливость, солнечный свет и целый мир.

С Мальдив мы полетели на Майорку, потому что вилла Розенгартен всё ещё была занята. Наддель не готовилась переезжать. «О'кей» — предложил я ей — «ты можешь оставаться в Розенгартене, пока не найдёшь себе новую квартиру. Только скажи, я помогу тебе с переездом!» И хотя наши отношения уже сто лет, как были разбиты, я всё ещё чувствовал себя виноватым перед ней, я был за неё в ответе. «Даже если ты захочешь поселиться в пентхаусе на Майорке — только свистни, никаких проблем!» Потом я думал: всё это могло быть ошибкой. Наддель не принимала нашу разлуку всерьёз. «Ты так и эдак никуда от меня не уйдёшь!» — считала она. Может, именно поэтому она вытворяла столько гадостей? Я думаю так: кто же начнёт серьёзные отношения с Ральфом Зигелем? Только та, которая знает, что Дитер скоро снова будет с ней.

Моё великодушие вынудило нас с Эстефанией к двухнедельному изгнанию на Майорку.

Женщина, с которой живёт Болен, должна быть готова к тому, что однажды её имя появится на первых полосах газет. Даже если она пятнадцать лет тому назад заморила голодом хомячка — это попадёт в заголовок. «Послушай," — сказал я Эстефании — «возникли кое–какие проблемы! Если ты будешь жить со мной, всё всплывёт наружу. Всё твоё прошлое. Поэтому, прошу, расскажи мне всё, что было! Есть где–нибудь твои фотографии в обнажённом виде?» — «Нет!» — ответила она — «только несколько фривольных фотографий, для календаря. Календарь я подарила своему парню на рождество.» Сам по себе календарь меня не возмутил. Я, скорее, даже поклонник таких вещей, и в своё время наснимал немало самых откровенных фотографий Наддель и Вероны. Я по опыту знаю, что для моих женщин слово «личное» — пустой звук. Эстефания успокоила меня: «Нет, Дитер, не думай об этом, с тем типом проблем не будет, он никогда не отправит эти фотографии в газету».

Прошло около двух недель, мы отправились позавтракать в гавани Андраиткса. И чья обнажённая фигурка приветствовала нас в витрине газетного киоска? Эстефании. Я впал в бешенство. «Я же тебе говорил!» — заорал я в ярости. Эстефания расплакалась. Я думаю, она меньше всех виновата в том, что её парень, с которым она раньше жила, загнал за бесценок фотографии. Вдвойне подло, потому что на тех фотографиях она выглядела, как ученица порно–модели. Моя маленькая Эстефания! Первая подруга, которую я встретил не во время моих ночных похождений, и вдруг такое! В душе мне было больно за неё. Я точно знал, что теперь подумают люди: «Ах, посмотри–ка, этот Болен, скобка открывается, 47, скобка закрывается, снова он поймал какую–то стриптизёршу, скобка открывается, 21, скобка закрывается» Мне–то на такое плевать, меня люди знают. Дарлингом я так и эдак не был, но мне было жалко Эстефанию. Доселе она была чиста, как лист бумаги. И что теперь должны были думать о ней люди, кроме как, что она примитивна, асоциальна, тупа, как гамбургер, одним словом — шлюха.

Предрассудки есть предрассудки, это всё равно, что язва желудка. Я попытался донести до Эстефании мысль: если ты овца, и живёшь в свинарнике, ты волей–неволей чувствуешь вонь от свиней. Среда не может измениться. Если ты жена музыканта, тебя закидают дерьмом, такова жизнь. Любой попытается замарать тебя. Тебе в лицо полетят комья говна, и, если ты улыбнёшься, твои жемчужные зубки станут коричневыми. Самое главное — улыбайся, держись. Не давай запугать себя, пусть они и не мечтают, что ты будешь плясать под их дудку.