Если, конечно же, вообразить себе голубя размером с откормленного борова, лысого и пузатого, без крыльев и перьев, зато с выдающимся клювом-носом, то это и будет Ниал Кориней собственной персоной. Вечно торчащий в детской, постоянно сующий нос во все дела, связанные с малышом, — как спал, чем пеленки испачкал, хорошо ли покушал, крепко ли держит головенку. И пока он ведет допрос молодой матери и ночной няньки, рядом обязательно пристроится Кайр Финскотт, исполненный любопытства, словно впервые видит живого младенца, а следом прибежит Кири, походя чмокнет папочку в щеку и бегом к братику. Но и этого мало — в двери обязательно просунется любопытная физиономия какого-либо охранника, а то и двоих сразу. Всем есть дело до маленького Диана, двенадцатого графа Джевиджа. И никому не интересен одиннадцатый по счету граф с той же фамилией, по имени Росс, сын Кайлин. Он обречен в одиночестве заталкивать в рот холодный кусок вареной курятины и давиться овощным гарниром, пить омерзительный, но такой полезный травяной чай и до корчей беситься от ревности и обиды. Смешно и стыдно, но ничего не поделаешь. Да — он ревнует, злится и негодует. Кому же приятно быть лишним в своей собственной семье?
Видит ВсеТворец, этот ребенок родился Россу Джевиджу на погибель — не иначе. Другие дети плакали по ночам, постоянно требовали внимания, плохо ели или спали, капризничали без причины, а также все время болели. Но только не Диан. Он спал, ел и рос на зависть другим родителям. Его нянька, лишенная бессонных ночей и других беспокойств, изрядно раздобрела на хозяйских харчах и клятвенно заверяла всех и каждого, что никогда не видела более спокойного и милого ребенка. А еще он научился улыбаться своему отцу. Стоило Россу оказаться в поле зрения малыша, как его мордашка расплывалась в умилительной улыбке, не ответить на которую мог только законченный мизантроп. А если Фэйм удавалось всучить ребенка Джевиджу в руки, тут маленький мажонок пускал в ход весь арсенал детского обаяния — счастливый и невинный взгляд становящихся все более и более серыми отцовских глаз, розовые щечки, пухлые ручонки, резво брыкающиеся ножки под длинным младенческим платьицем. И ни разу ведь не обмочил папочкин мундир, дьявольское исчадие, ни разу не разразился рыданиями при виде угрюмой физиономии Джевиджа. Хитрое, изворотливое… славное маленькое создание!
Росс же, в свою очередь, разрывался на две неравные части, отказывая себя в глоточке любви к родному дитю, и это чувство было таким, словно его зажаривали живьем в огромной печи, в которую этим бесконечным летом превратился Эарфирен. Уровень воды в Аверне опустился до самой нижней отметки на опоре ЗлатоМоста, а это означало, что подобной засухи не было уже двести лет. Над столицей целых три месяца провисело тяжелое горячее марево, люди маялись бессонницей и болели сердечными хворями, лошади наемных экипажей падали замертво на раскаленных мостовых. Словно преисподняя восстала и пошла приступом на мир живых. Такие мелочи по сравнению с пылающей бездной, что разверзлась в душе Джевиджа, право слово…
Из дальних комнат доносились голоса. Вся кавалькада обожателей маленького мажонка стремительно приближалась к столовой.
— Тебе нравится? Блестит? — громогласно чирикал Кориней. — Вот вырастешь большим, сыночек, твой папочка даст поиграться своими блестящими цацками, такими чудными цацками на ленточках. Их у него много, у папочки-канцлера. Ах ты ж прелесть моя ненаглядная!
«Это — мой сын!» — мысленно взвыл Росс и… позорно сбежал из столовой.
Армия, его маленькая, но отважная армия предала своего полководца, переметнувшись на сторону врага, тоже маленького, но сильного.
— Господа, вы рты разинули, чтобы мух побольше наловить? — прорычал лорд канцлер, выскочив как ошпаренный в вестибюль и наткнувшись на дежуривших там охранников. — Где мэтр Кил? Где Касан?
— Не могем знать, ваше высокопревосходительство! — рыжий дядька — протеже капитана Деврая по старой привычке вытянулся в струнку. — Только-только здесь ходили.
— Где это — здесь? Я никого здесь не вижу!
— Собачка бегала по участку беспризорно, так Морран повел ее на псарню, — пояснил другой охранник — молодой парень из новеньких.
— Опять опоздаем во дворец! Дьявол! Полный дом бездельников, никому ничего поручить нельзя! Собаки везде бегают, телохранители где-то шляются — безумие какое-то! — продолжал бушевать Росс.
Он задыхался от клокочущей ярости, не имея возможности выпустить пар. Бранить бессловесную охрану стыдно и бессмысленно — парни не виноваты в его бедах и страхах. Чтобы хоть как-то унять сдавленное дыхание, он вышел на широкое крыльцо глотнуть свежего воздуха.
— Эка нашего-то старика накрыло от долгого воздержания… — послышался из-за двери сдавленный шепот.
«Старика?! Однако!» — опешил Росс. Юнцом он себя не мнил, но и стариком не считал.
— Думаешь, миледи не дает ему совсем?
— А кто их знает, благородных этих? Сказывают, что настоящие леди после родов целый год мужу могут отказывать.