Ничья

Наде Кузнецовой не хотелось сейчас становиться Надеждой Ивановной, учительницей младших классов (с первого по четвёртый). Ей хотелось быть снова просто внучкой Октябрины Игнатьевны. Так её звали в их доме. А маму Надину называли дочкой Октябрины Игнатьевны. Мама ослепла рано. Она была, по определению бабушки, «дитя войны». А муж её, Надин отец, был зрячим и быстро бросил свою слепую жену, не зарегистрировав брак и скрывшись в неизвестном направлении. Впрочем, вряд ли и вообще он был ей мужем, но все детали, предшествовавшие появлению на свет маленькой Нади, имели табу, наложенным бабушкой, уточнять было неприлично. И Надя, Надежда Ивановна, ни разу не спросила ни об этом «Иване», ни об его родстве. Может быть, он и не Иваном был, а Сидором или Петром. Из этой истории было лишь официально предано семейной гласности то, что бабушка Октябрина, тогда ещё не старая, взвалила на свои довольно широкие плечи тяжкий груз и поволокла.

Через двадцать лет бабушка Октябрина постарела, но говорила привычно, что от хлопот и постоянного волнения стареть ей некогда. В начале этой двадцатилетней дистанции она даже убеждала знакомых, что с появлением маленькой Нади почувствовала себя молодой мамашей. Таким образом, Октябрина Игнатьевна прожила свою жизнь дважды: за себя и за свою всегда нуждающуюся в опеке дочь. Но и в шестьдесят пять она кипела энергией. Глядя на неё, верилось, что она прошагает и ещё одну жизнь, за внучку… Но внучка-то и не поддалась! Вовремя она улизнула в деревню Кашку! Злость, вскипевшая на бабушку, придала Наде сил, и она даже подумала, что она, может, и не умирает вовсе!

Октябрина Игнатьевна и теперь выглядела мощной. Лицо открытое, седые непокорные кудри, а глаза похожи постоянным напряжением на глаза женщины с плаката «Родина-мать зовёт!» Голос раскатистой силы. Она жила так, что её знали все. Знали, что она – глава «маленькой, но дружной семьи», полной «взаимопонимания и доверия», что она всю жизнь до пенсии находилась на ответственном посту – работала в отделе кадров на военном заводе, что её дочь – «простая труженица», а внучка – отличница. Всё это было чистейшей правдой, говорилось звучным голосом, громковатым. Теперь-то Надя вспомнила, как её раздражал этот громкий голос… Всегда он её злил.

Раздражало её и другое: бабушка Октябрина зачем-то узнавала о жизни других людей. Видимо, сказывалась привычка, приобретённая в отделе кадров. Выйдя на пенсию, она будто продолжала свою деятельность, узнавая о людях разное, словно от этой информации зависело, будет или нет жить тот или иной жилец в их доме, в их подъезде, будто дом был заводом оборонного значения, а подъезд – цехом, куда следовало принимать людей лишь после тщательной проверки. Жизнь соседей была одной из любимых тем Октябрины Игнатьевны. Она возмущённо докладывала своей дочке и своей внучке о том, что папаша большого семейства с третьего этажа систематически напивается; а девица с пятого – каждую неделю с другим поклонником; в квартире напротив, где то и дело орёт ужасная музыка, не соблюдают чистоту и порядок, а на четвёртом живут спекулянты, торгуют дефицитной одеждой, так как работают в ЦУМе. Некоторые жильцы вполне серьёзно её боялись, сторонились по возможности, но при встрече раскланивались с подчёркнутой любезностью. Она же, Октябрина Игнатьевна, никого в своём подъезде, доме и дворе не боялась и громко объявляла всем, что живёт правильно и честно.

Активность бабушки Октябрины была немалой. Её стараниями сооружены песочницы для детей и скверик для стариков, а на всех немногочисленных деревьях имеются скворечники для птиц. Выйдя во двор или глядя из окна, можно было наблюдать, словно в театре, как Октябрина Игнатьевна останавливается среди двора с тележкой, полной продуктов, достаёт из просторного поношенного пальто мисочку и отливает в неё из банки молока. Сбегаются все окрестные кошки. Накормив этих животных, упрятав в специальный пакет плошку, достаёт из кармана другой пакетик, с костями, оставшимися от обеда, и сбегаются к ней, большой и доброй, все местные собаки, и каждая получает свою лакомую кость. Зимой она ещё обслуживает кормушки, закреплённые у своих форточек, насыпая зёрен для птиц. По двору двигается уверенно, с наслаждением, по-хозяйски. Знает, что сейчас спешить не надо, процедура рассчитана на воспитательный эффект: чтобы все недобрые люди, живущие в доме, смогли лицезреть пример милосердия.