Не нужно было иметь особых познаний в медицине, чтобы понимать, что такая рана смертельна, если бы не особая подготовка и стимуляторы, выпитые накануне после аварии и все еще действующие, Маша уже умерла бы, но пока она была еще жива… И раз она была жива, то, возможно, могла успеть позвать помощь.
От правой руки ее почти ничего не осталось, соответственно воспользоваться регенератом она не могла, но была еще одна возможность, когда-то благодаря этой возможности был спасен Ксатс…
Левая рука, кажется, более-менее цела… Маша почувствовала… Она поднимается, дотянуться бы до датчика на лбу. Пальцы дрожат, они, кажется, ищут где-то не там…
Вот и конец.
Попытка двигаться лишила ее последних сил, Маша почувствовала, как что-то тяжелое и горячее излилось из нее и она стала терять сознание… В глазах стало темно… И звуки ушли.
А потом ушла и боль, Маша оторвалась от земли и полетела в бездонный черный тоннель…
Улетать в него было приятно — немного грустно, но не более того — Маша знала, что сейчас что-то откроется перед ней, и это что-то будет прекрасным и…
Вспышка боли пронзила насквозь ее уже свободное и бестелесное существо и эта боль намного превосходила ту, что она испытывала только что, она была настолько сильной, что выдержать ее было просто невозможно. Маша вопила и билась в судорогах, глаза ее вылезали из орбит, мозг горел, словно его кинули на угли, а сознание превратилось в одну белую узкую линию, раскаленную, словно солнце.
И это было долго. Бесконечно. Целая вселенная боли, по которой она летела… летела… Вселенная белого огня.
И она не поверила, когда все это кончилось. Слишком неожиданно и слишком бесследно пропала боль, осталась лишь слабость, тяжестью сковавшая мышцы… И какой же приятной была эта слабость!
Открытыми губами Маша жадно хватала воздух, воздух сладкий-сладкий, словно и не в центре города, а где-нибудь в лесу или в горах, и вместе с этим воздухом в нее вливалась жизнь.
Мир возвращался вместе со светом дня, вместе со стуком колес. Поезд до сих пор не скрылся в тоннеле, это значит, что прошло не больше пяти минут. С самого начала и до конца. Можно ли поверить в это?
Она увидела над собой человека, одетого в форму СОГа, он смотрел ей в глаза, и улыбался во весь рот.
Маша узнала чешуйчатого энкладеза Сил-Эна, с которым когда-то вместе проходила обучение, видимо, именно он сейчас дежурил в «скорой помощи».
— Ну как? — спросил Сил-Эн.
— Омерзительно, — пробормотала Маша и попыталась улыбнуться, — Хуже просто не бывает.
Сил-Эн сочувственно покивал.
— Бывает, — произнес он, — Вот встретишься с руководством и поймешь, что бывает… Держись, отправляемся.
Они исчезли из вагона за мгновение до того, как поезд снова нырнул в тоннель… Исчезли оставив после себя кровавое побоище. Это кровавое побоище так и приехало на станцию, где открылось глазам ничего еще не подозревающих пассажиров, которые хотели куда-то ехать. И они поехали, скорее всего, но не в этом вагоне и не в этом поезде, потому как тот никуда дальше уже не пошел, а если точнее, то пошел в депо.
Перепуганных насмерть и перепачканных кровью людей увезли с собой сотрудники милиции. Неизвестно, что удалось им выяснить и какие выводы они сделали для себя, потому что никакая информация так и не попала в прессу.
Часть вторая
Снова Исчен
Маша пролежала в госпитале ровно столько, чтобы придти в себя. «Регенерат» вылечил ее полностью, никакого медицинского вмешательства в ее организм уже не требовалось, но отдых требовался безусловно.
Инструкция предписывала использовать регенерацию только в самом крайнем случае, когда никакие иные средства уже не могут вытащить человека с того света. Мало того, что искусственно восстановленные органы все-таки не были абсолютно идентичны натуральным и никто не был уверен до конца, что они не выкинут что-нибудь этакое в один прекрасный момент, регенерация оказывала порой весьма разрушающее действие на психику, особенно, когда регенерируемый был в сознании.
Маша в сознании не была и все-таки ее на какое-то время оставили в покое. Никто из руководства не приходил и ничем не интересовался, к Маше допускались сейчас только знакомые и друзья. И врачи, разумеется.
Машу осматривал главный врач госпиталя, собственной персоной, и остался весьма недоволен своим осмотром.
— М-да, — ворчал он, — Умудрилась, подставилась… У тебя теперь одна только левая почка своя, все остальное нарощено, что целиком, что частично. Поздравляю…
— И что теперь со мной будет?
— Надеюсь, что ничего, вон Ксатс — помнишь Ксатса? — у него половина мозгов искусственные и ничего! Как был чокнутым, так и остался…
Маша улыбнулась.
Ксатс действительно был странным молодым человеком, он заходил к девушке не далее как полчаса назад и долго рассказывал о том, что испытывал, когда «регенерат» жарил ему мозги. И что он мог чувствовать, когда практически был уже мертв?