Ничто суть все

Вы можете назвать это фантазией, если хотите. Но это видимость. Это ничто, которое производит впечатление вашей спальни и вашего тела, вас в кровати и тому подобное.

Но в реальности нет никакого тела.

Кажется, что есть. Но все время, пока есть кто-то, этот отдельный индивид постоянно что-то ищет, постоянно жаждет «ничто» — и боится его.

Так как он живет в этом сне, где он является «чем- то», он думает, что то, чего он так хочет, — это много денег или много возлюбленных, или много чего-либо еще. И, в конце концов, окончательный поиск — это поиск чего-то под названием «просветление». Нет ничего под названием «просветление», так как уже есть только то, что является ничем и всем.

Трудность сновидящего в том, что он всегда ищет то, чего он хочет, в чем-то другом, и никогда не может увидеть, что ничто суть все, что на сайом деле и является тем, что он так хочет и одновременно боится. И получается затруднительное, проигрышное со всех сторон положение.

Да. Почти как порочный круг?

Да, таким оно кажется. Все время, пока есть поиск, это тайна... и вместе с тем это открыто является всем.

+ + +

Итак, нет никакого Мюнхена? /смеется)

Нет никакого Мюнхена, нет. Нет никакого Мюнхена, нет никакого Лондона, нет ничего, кроме вот этого. Если вы встанете и выйдете отсюда, то когда вы будете выходить, именно то, что будет по мере этого возникать, и будет «ничто», возникающее как все, и оно будет похоже на ступеньки. Поэтому вам не нужно никуда идти или что-либо знать. Просветление не имеет никакого отношения к тому, чтобы все знать, все видеть, видеть, что же там происходит в Африке, так как это — и есть все. Это — абсолютно все.

Но если я в Африке, то Африка — это все.

Да, безусловно.

И пока я в Африке, этого не существует.

Нет, конечно же, это не так. Ваш дом не существует, ваш любимый человек не существует... у вас есть любимый человек? (смеется)

Поэтому это — все, что есть?

Это — все, что есть, и не имеет значения то, что ум думает, что он может с этим сделать. Куда бы ум ни уходил и что бы он ни делал, все это просто бытие, которое производит впечатление всего этого.

Все это проявление в каком-то смысле поддерживает парадокс того, что вы — отдельный человек, который сидит в комнате, где сидят еще семьдесят или восемьдесят отдельных людей. «Я чем-то являюсь. Он чем-то является. Том чем-то является. Подобным образом, и Тони Парсонс чем-то является». Тогда как на самом деле это просто «ничто» говорит с «ничто». «Ничто» говорит «ничто»: «Давай, уже и так есть ничто и все».

Переживание тела-ума ничем не отличается от переживания мысли ?

Нет, это просто то, что происходит. Я должен сказать, что когда пробуждение, как кажется, происходит, одним из последних исчезает ощущение местонахождения, так как в нас так глубоко укоренилось осознание того, что это мое тело и что это я с ним расхаживаю. Когда я выйду из этой комнаты, именно это и увидят. В каком-то смысле это последнее, что исчезнет. Осознание того, что это тело — просто тело. Это не чье-то тело, им никто не обладает?

Я всегда думаю о своем детстве, и, возможно, это самое первое местонахождение, которое существует... это — там, и это — я, это — ты...

И затем очень сильная часть этого ищет удовольствие ; и стремится избегать боли. Поэтому после отделения, f так как уже существует сильное желание, мы ищем удо- § вольствие и стремимся избегать боли, и мы начинаем g становиться «деловыми» людьми. Мы естественным образом улыбаемся нашей матери, она отвечает на нашу улыбку, и нам это нравится, поэтому мы и дальше продолжаем так делать.

+ + +

А есть ли какой-то смысл в том, чтобы единство знало единство?

Единству не нужно ничего знать. Существует лишь единство. Нет никакого действия. Это — все, что есть. Оно полностью бездействует. И в этом бездействии возникает мнимое действие. Но в сновидении о том, что мы — отдельные индивиды, все явления все еще обладают уникальностью, так как это все, что есть.

Итак, в этом сновидении все для него абсолютно уникально. В освобождении, в осознании единства, все еще присутствует эта уникальность. Разница в том, что там нет никого, с кем бы это происходило. Это просто кажется происходящим. Это «ничто» появляется как уникальность. Это совершенно непостижимо — незнающая естьность без познающего.

Невозможно понять, что в освобождении, когда никого нет, когда всякая отдельность исчезла, все еще кажется, что возникает эта уникальная двойственность. Но тогда ее полностью осознают как игру бытия.

+ + +