Нидерландская революция

Амнистия была обещана всем, кто в течение двух месяцев явится с повинной к специально назначенным для этой цели комиссарам. Но сколько же исключений было сделано из этой амнистии! Прежде всего из нее исключалось несколько сот эмигрантов, перечисленных поименно, затем протестантские священнослужители, проповедники-учителя ереси, те, кто призвал их в страну или оказывал им помощь, затем также иконоборцы, инициаторы «компромисса», вожди дворянского союза, лица, собиравшие подписи под обращением к Маргарите Пармской, те, кто присоединился к мятежникам и оказывал им денежную помощь, те, кто вообще как-нибудь оскорбил верховный авторитет короля и каким-нибудь образом обнаружил сочувствие еретикам[269]. Что же удивительного, что амнистия с таким количеством оговорок и составленная в таких общих выражениях обманула ожидания всех и была встречена с мрачной холодностью? Неумолимый судья, каким показал себя король, не сумел сделать жеста милосердия. Грехи прошлого остались запечатленными в его жестокой памяти. Ровно через 3 месяца после объявления амнистии он приказал тайно задушить Монтиньи в его тюремной камере в Симанкас!

Миссия герцога Альбы, как мы сказали, состояла не только в том, чтобы наказать виновных: его главной целью было ввести в Нидерландах новую систему управления и превратить старое Бургундское государство в часть Испанского государства, строго подчиненную короне. Дело было начато без отлагательства, и политические реформы под энергичным воздействием правителя проводились наряду с репрессиями.

Прежде всего уже в 1568 г. были организованы повсюду новые епископства, учреждение которых до сих пор задерживалось вследствие национальной оппозиции. Яноений в Генте, Оонний в Антверпене, Метсий в Буа-ле-Дюк заняли, наконец, свои епископские кафедры. В 1570 г. епископы Мехельнской провинции могли, наконец, созвать свой первый синод и изменить церковный устав на основании принципов Тридентского собора. Лувенский университет также привлекает внимание герцога. 16 января 1568 г. он пишет ректору, чтобы узнать у него, «как себя там ведут и исполняет ли каждый свой долг, как ему надлежит»[270]

. Чтобы предотвратить распространение ереси, 4 марта 1570 г. издается запрещение посещать иностранные университеты, в которых до сих пор было так много нидерландцев в качестве профессоров и студентов. Вместо этого теперь носятся с планом, чтобы вся умственная жизнь страны ориентировалась на Испанию. В октябре 1570 г. ставится вопрос об основании при университетах в Лувене и Дуэ школ для испанцев, а в Саламанке или Алкале — фламандской школы[271].

Но недостаточно было восстановить правоверие и помочь духовенству в его религиозных делах. Хотя папа и прислал. Альбе освященные меч и шляпу, все же Альба отнюдь не подчинялся церкви. Он не хотел предоставить ей независимость, которая освободила бы ее от контроля государства. С большим трудом епископам удалось отговорить его от мысли послать для участия в синоде 1570 г. одного советника из Мехельнского большого совета[272]. Он стремился к распространению монархической власти на все области жизни. Разве всемогущество короны не должно было оказаться также выгодным и для религии, поскольку испанский король — это преимущественно католический король и поскольку победа его могущества неизбежно совпадала с торжеством веры?

Чтобы распространить его власть и навязать ее Нидерландам, нужно было разрушить до основания их политическую конституцию, в которой столько традиций и столько привилегий мешало расширению неограниченной королевской власти. Задача была несомненно трудная, и герцог признавал это. «Ваше величество, — писал он королю 6 января 1658 г., — если вы обратите на это дело внимание, то вы увидите, что нужно создать совершенно новый мир, и дай бог справиться с этим, так как уничтожить обычаи, укоренившиеся у такого свободолюбивого народа, каким всегда были нидерландцы, дело нелегкое. Я буду работать над этим, не покладая рук»[273]

. Прекрасным средством достигнуть цели было бы просто присоединить Нидерланды к Испании и подчинить их тому же управлению или создать из них объединенное королевство, в котором уничтожены были бы автономии отдельных провинций и управление было бы сосредоточено безраздельно в руках королевской власти, подобно тому как это имело место например в Неаполитанском королевстве. Филипп II поручил изучить этот вопрос в Мадриде Гонперу (Hopperus) и Эрассо (Erasso)[274]. Но вопрос был щекотливый; он мог вызвать международные осложнения.