Никита Хрущев

Появились и новые друзья. Среди них был профессор Михаил Александрович Жуковский, известный детский эндокринолог. Поначалу он лечил внука Ваню, жившего с дедом. Со своей неуемной энергией Михаил Александрович засып?л Никиту Сергеевича вопросами, внимательно выслушивал ответы, что-то записывал. Не раз и отец ездил к нему в гости. Жуковский бережно хранил сувениры, подаренные ему отцом.

Наиболее частыми посетителями были наши друзья, в основном мои и моих сестер. Они гуляли с отцом, подолгу сидели с ним у костра, слушали его рассказы. Эти посетители, не имевшие касательства к политическим сферам, не вызывали беспокойства властей.

С иными же не церемонились. Так, перекрыли дорогу пилоту отца генералу Цыбину, не рекомендовали поддерживать связь с отцом и бывшему начальнику его охраны Литовченко. Забыли дорогу к отцу и те, кому на самом деле ничего не могло грозить. Очень многие не рискнули посетить своего опального друга, с которым проработали не один десяток лет. Как-то приехал в Москву на съезд горняков старейший, еще по Донбассу, товарищ отца Евграф Иванович Черепов. Они учились вместе на рабфаке в Юзовке, вместе работали в Исполбюро рабфака. Позвонил по телефону в Петрово-Дальнее, поговорил, но приехать отказался, ссылаясь на недостаток времени - надо навестить дочь и скорее домой, дела не ждут...

Часто мне задают вопрос: приезжал ли к отцу Микоян?

Невозможно забыть о принципиальной позиции, занятой Анастасом Ивановичем на заседании Президиума ЦК в октябре 1964 года. Там ему пришлось проявить немалое мужество. Тогда в ответ на предложение Микояна оставить за отцом один из занимаемых им постов кто-то из присутствующих (по словам Серго Микояна, Шелепин), не считаясь хотя бы с возрастом Анастаса Ивановича, грубо отрезал: "Ни за что!!! Вы бы поменьше говорили, а то неровен час, и за вас возьмемся".

Угроза не возымела действия, и Микоян с достоинством сказал что-то вроде того: "Мы здесь не пирог делим, а решаем судьбу нашего государства, великого государства. Деятельность Хрущева - это большой политический капитал партии. Прошу мне не угрожать". Но тем не менее, к сожалению, он к отцу не заезжал. Изредка они перезванивались. Потом и звонки прекратились.

Конечно, Микоян, сам находясь в опале, может быть, менее жесткой, чем отец, не хотел рисковать. Это нормально. Каждый человек склонен заботиться о себе и своей семье. Но, я уверен, если бы речь снова зашла о защите принципиальных позиций или самого Хрущева, Анастас Иванович не раздумывал бы. А подвергаться риску, да и неизвестно какому, ради выпитой со старым другом чашки чая?..

Когда Микоян начал писать воспоминания, для помощи в работе ему выделили секретаршу. Анастас Иванович жил на даче один, жена его давно умерла, у сыновей свои семьи, и эта женщина постепенно взяла на себя и заботы по дому. Несомненно, в ее функции входило и наблюдение за поведением подопечного.

Дружба Микояна с Хрущевым не устраивала новое руководство. Слишком велик был авторитет каждого из них, чтобы позволить им общаться: кто знает, что могли замышлять опальные политики. А потому их, видимо, решили разлучить самым простым, но надежным способом - сплетней.

Как рассказывал мне Серго Микоян, Анастасу Ивановичу донесли, что якобы шофер отца заявил шоферу Микояна, что каждый раз, садясь в машину, Хрущев начинает на чем свет стоит ругать Микояна. Сама ситуация была физически нереальна, поскольку водители встречаться не могли: отца возила машина из кремлевского гаража, а Микояна - из гаража Президиума Верховного Совета. Кроме того, на моей памяти отец никогда слова дурного в адрес Анастаса Ивановича не произнес. И тем не менее слушок этот сыграл свою роль: Микоян обиделся на отца и практически перестал ему звонить. Сам же отец никому не звонил, не желая ставить и собеседника, и себя в неудобное положение - вдруг его звонок нежелателен. Возможно, были и еще какие-то слухи или сплетни, дошедшие до Микояна. Так или иначе, но после отставки Микоян с отцом не встречались.

Тех, кто так и не навестил отца в Петрово-Дальнем, можно понять. Ведь в то время вообще старались забыть, что Хрущев существовал.

Все это отец переживал молча.

После отставки, естественно, перестали общаться с ним и зарубежные друзья. Так что легко представить горячую радость отца, когда ему как-то привезли ящик яблок "джонатан" с теплой запиской от Яноша Кадара и его жены Марии. Отец любил эти яблоки. Кадары об этом знали и раньше неизменно присылали ему осенью посылку. И вот Кадар, испытавший на себе сталинскую тюрьму, решил пренебречь негласным запретом новых руководителей.