Никита Никуда

Пистолет... Совершенно забыл про него. Я его выхватил и выстрелил в воздух, и этого выстрела мимо них оказалось достаточно, чтобы всем им попрятаться по углам. Приятной вам проституции. Я подумал тогда еще, что при их опасливости, имея 'Калашникова' и пару гранат, я вполне бы мог в одиночку свергнуть власть порнократии и поставить другой режим. Впрочем, тренер их и антрепренер все еще продолжал преследование, но его узенькие штанишки из поддельного бархата сильно замедляли бег, он отстал. Мы еще некоторое время мчались так, что ветер свистел в ушах, коим и сорвало этих ведьм замысел.

Остановились мы, отдышались. Ветер догнал нас и улетел далее - с депешей о нас? С кляузой? Вслед ему рванулся мусор и обрывки газет. Немного развеяло зловонный зной.

Газеты пишут - ветер носит. Я поймал одну. Это бы клочок местного правоохранительного органа, 'Полицай Цайтунг', но кроме информации об угоне их собственного автофургона, на этом клочке ничего более не поместилось. Да я и сам не знал, что мне хотелось в газетах найти. Надеялся, может быть, что газеты подскажут способ, применив который нам удастся покинуть этот Геенноград, обросший отбросами, этот город терпимости, этот богомерзкий отстойник.

Двигаться нам надо было к реке, что в начале пути была от нас справа, но теперь - поди догадайся, где лево, где право, а солнцу, этому обмылку дневного светила, в его нынешних обстоятельствах нельзя было доверять.

Надоела мне эта антиутопия.

Тревожить прохожих я теперь опасался: вдруг снова не то спрошу. Приходилось надеяться на интуицию.

Судя по вывескам - Примерочная, Придурочная, Притирочная - мы попали в торгово-ремесленное предместье и вполне могли стать жертвами домогательств других, нежели шлюхи, цехов, представители которых таращились из трущоб и делали знаки.

- Вам сюда, - усердствовали зазывалы.

- Нет, я прачечную ищу, - уклонялся я от их приглашений.

Когда же нас окружали прачки, я говорил, что нужна мне ублюдочная, и пока они соображали, что под этим словом я разумел, нам удавалось сделать шагов пятьдесят. Дважды нас выручал мандат, купленный у крышевателя. Так, обманывая приставал, нам удалось и из этого предместья выбраться. Однако в результате того, что приходилось все время изворачиваться и вилять, мы вконец заблудились, Маринка хныкала, просила бросить ее в беде или удовлетворить, наконец, ее крайнюю необходимость - Господи, взмолился Ему я, да что им всем от меня надо? Неужели нет более на Земле иных мужиков? Не для того я от падликовых девок ушел, злился я на Маринку, чтоб вынув из штанов штепсель, тут же подключиться к ней.

И что они все вцепились в меня? Если дело в шляпе, то да, шляпа моя на мне. И настолько со мной срослась, что снять ее и где-нибудь бросить граничило с самообрезанием. Существует ведь психологическое представление, что шляпа есть крайняя плоть. К тому ж ощущение засунутости в эту шляпу придавало уверенности в себе.

Я думал, поглядывая искоса на Маринку, что она сбесится. Она рвала из себя волосы, кожа ее искрила, особенно в области эрогенных зон, а там, где были сосредоточены наиболее горячие точки, одежда ее дымилась. И только тогда, когда я пригрозил сдать ее в публичный дом, она прекратила свои демонстрации.

После этого размышлять мне стало гораздо легче, и я тут же сообразил, что если пустить самотеком издыхавшую от жажды лошадь, то она нас к воде и выведет.

Так оно и случилось. Смеркалось, когда мы вышли к реке, и первое, что я увидал, это плывущая вниз по теченью черная шляпа. Я даже подумал, что это та самая, что проплывала, когда мы взрывали мост, но это соображение так и не смогло уместиться в моей голове.

Теченье было не шибкое, но река глубока. Вряд ли удастся нам перейти эту воду вброд.

Самолет, что давеча барражировал, притулился на бывшем лодочном пирсе. Я подумал, что может, удастся на нем пересечь сей хладный рубеж. Летчик уже зачехлил самолет, однако я не терял надежды. Тем более, что эта же мысль пришла в голову и Маринке:

- Может быть, летчика уговорим перебросить нас через реку.

- Летчика, может, и уговорите, самолет - нет, - сказал летчик. - У него после петель башка кружится.

Когда же я вынул свой табельный пистолет и потряс им перед носом пилота, он только вздохнул и поморщился.

- Самолет с таким самочувствием далеко не улетит. Он с утра себя плохо чувствует. У него все сосуды сужены от местного керосина.

Я убрал пистолет. Пришлось отойти ни с чем, хотя, на мой взгляд, этот самолет-симулянт вполне еще мог слетать туда и обратно.

Сломанное солнце закатилось за горизонт. Длинная, словно дыня, луна, блестя собой, повисла в левом углу пейзажа. Город постепенно погружался во мрак. Что творилось во тьме в этом селении без электричества, можно было приблизительно вообразить по доносившимся оттуда воплям.