Никита Никуда

- Чи-пу-ха! - ответственно заявила она. - Сызрань можно как-нибудь обойти.

Сызрань, конечно, была ни при чем. Не был я никогда в Сызрани. Просто меня ее трескотня достала. И все более крепло желание поменять эту женщину на тишину. Настораживали ее планы, которые она вот-вот начнет при мне же осуществлять. И мне ничего не останется, как принять в них участие или ее арестовать - милиционер, все-таки. К тому ж я не мог ей позволить прибрать себя к рукам.

Надо было с ней расставаться немедленно. Да и устал я от нее физически. На любителя такая любовь. Сказать, мол... Что ж говорят в таких случаях? Мол, не пытайся понять, просто прости?

- Это тебе дорого обойдется, - сказала она, зловеще прищурившись, когда я об этом своем намерении ей сообщил. Эти глаза, как два ствола напротив, целили мне в лицо.

- Это мне будет стоить всего лишь жизни с тобой, - сказал я, не так, как она, зловеще, но твердо, как только мог.

Она подумала и взяла себя в руки. Не стала против разлуки со мной возражать. Чтобы избавиться от чувства вины, я даже вырвал из паспорта фотографию и подарил ей. Она приняла.

- Сам-то теперь куда, Романсыч?

- Так, есть тут одна женщина. Я обещал ее навестить.

- Знаю я эту женщину. Ханум-Хана.

- Она хорошая женщина.

- Это хорошо, что хорошая, - сказала Маринка. Мне показалось, что она подмигнула здоровым глазом - второй к этому времени немного заплыл.

- Ты прости за то, что ударил.

- И ты прости.

Мы распрощались, пес убежал за ней, я вздохнул с облегчением, и только отойдя на порядочное расстояние, вдруг обнаружил, что пистолета со мной нет, а веревочка, которым я для страховки его к себе привязал, оказалась пережжёна открытым пламенем. А имея в виду склонность Маринки баловаться со спичками, я тут же догадался, в чьих девичьих руках оказалось мое табельное оружие.

Я пометался по городу еще с полчаса, разыскивая Маринку, чтобы вернуть пистолет, но она либо от меня пряталась, либо убралась достаточно далеко.

Я шел, сомненьями колеблем. То ли вернуться на улицу Уллиса, дождаться ее в квартире и отнять пистолет. То ли отправляться к Людмиле - сегодня был, назначенный ею для встречи срок. Наверное, уже все собрала для похода, в таком случае я готов снова выступить проводником.

Бывает, что ничтожное обстоятельство в минуты выбора перевешивает чашу весов в ту или другую сторону. Таким обстоятельством оказался Бухтатый. Я завернул за угол и нос к носу столкнулся с ним. И отшатнулся, ибо лик его был истерзан.

- Что с лицом? - спросил я. - Ударил кто, иль самого угораздило?

- Бог наказал.

- Как? - удивился я, ибо не очень верил в существованье богов.

- А так. Хрясь мордой о столб. Еще раз, говорит, так напьешься, совсем убью.

- Так с пьянкой, выходит, ты завязал?

- В пределах разумного. - Был он хмур, реагировал нервно, словно его посолили, поперчили, помучили, но забыли съесть.

- Хорошо что не до смерти Он обидел тебя.

- Наказал, а не обидел, - уточнил он. - Обиделся я сам.

Этот принц на побегушках полон был неясного для меня пыла. Но с порванной губой, словно с крючка сорвался, говорил он немногословно, с трудом. Я спросил, тем не менее:

- Как работа?

- Разбираться иду. Уволила, стерва.

- Идем, - сказал я. - Я помогу тебе восстановиться в должности.

- Очень мне надо. Служить бы рад, повиноваться тошно. Довольно я поработал на обогащение этой женщины.

- Что ж, дело твое, - сказал я.

- Я же любил эту женщину. Поклонялся с шестнадцати лет. Зачем я в себе эту ношу, эту тушу ношу? Она ж мне в самую середку нагадила.

- Что с городом? Люди где? Почему пусто? - спросил я, хотя уже догадывался, знал, хотя объяснил мне Кесарь, да и сам своими глазами видел в лесу.

- Крысы, - кратко объяснил Бухтатый.

Он был несловоохотлив еще и потому, что трезв. В его более для меня привычном полу или полностью пьяном состоянии глагол и алкоголь подстегивали друг друга, причудливо переплетаясь. Свободное словоблудие параллельно с ромом лилось. Порой, нетрезвый, вполне трезвые суждения изрекал.

- Были обезьяны - а теперь в крыс выродились?

- Именно. Эта казана - словно вирус в них. Словно инфекцию кто-то занес, - отрывисто говорил он. - Есть ученые соображения, что вирус изменяет гены, и существо уже через несколько поколений мутирует. Только здесь мутация гораздо быстрее произошла.

- Может, есть против вируса антибиотик?

- Поздно. Ты видел? Новые люди уже появились, с еще более крысиными повадками, и не скрывают их.

Входя в кафе, мы нос к носу столкнулись с одним новым. Бухтатый не обратил на него внимания, а я обратил: глазки красные, злые, маленький заостренный нос, усики - все черты лица его были мелки и несколько асимметричны, словно наспех отлитые и собранные из сэкономленного сырья. Я посторонился в дверях, давая ему пройти, но он так от меня шарахнулся, что растерял всё награбленное: плитки и батончики шоколада, бутылки с напитками вывалились через дно коробки и рассыпались по асфальту. Если б я сразу сообразил, что это грабитель, то попытался б его задержать. Сворачивая за угол, он бросил и коробку, которая к тому времени оказалась уже пуста.