Когда я снова смотрю на Юлю, ее лицо сияет улыбкой: — Ты хочешь меня? В смысле, не только для ночей?
— Не только, Юль, не только. Ты была моей с самого начала. Я все понял.
— Потому что меня похитили?
— Нет. Я понял это раньше, — прижимаюсь губами к ее лбу, не желая отпускать ее. Но мне нужно встать. Девочек нужно доставить в больницу и поскорее. Слышу как хлопают двери прибывшей машины скорой помощи.
— Никита! Не отпускай меня! — в ее голосе опять слышен страх. Кажется, весь мир давит мне на грудь.
— Я последую за скорой. Приеду в больницу сразу вслед за тобой. Обещаю! — беру ее на руки и несу прочь из дома.
— Я люблю тебя, — ее шепот около моего уха раздается совсем тихо, когда я перекладываю ее на носилки.
— Я знаю. Скоро приеду! — все, что я могу сказать сейчас. Надеюсь, остальное она прочтет в моих глазах. — Агнеша, девочка, мне так жаль! — перевожу взгляд на соседскую дочь.
В ее глазах сейчас нет привычного блеска, лицо бледное и испуганное. Она отстраняется от моей руки, сильнее впиваясь в рубашку Чили, как будто она может защитить ее от всего мира. Сейчас она выглядит отрешенной и замкнувшейся в себе. И я совершенно не представляю, как помочь ей и искупить свою вину.
Как только машина отъезжает на приличное расстояние, поворачиваюсь к дому, где мои друзья смотрят на меня в ожидании приказа.
— Ведите их! — чувствую, как зверь во мне просыпается.
51
Прохожу вслед за парнями в дом, и Матвей тут же докладывает:
— Одного из них зацепил Илья. Ты бы видел! Чистый выстрел! С расстояния не меньше трехсот метров. Движущаяся цель! Точно в плечо!. Это была просто симфония! — Матвей восторженно смотрит на своего лучшего друга.
— А, ерунда, — тот скромно отмахивается. — В этого здоровяка и слепой бы попал. Целился в плечо, чтобы не на поражение, — он смотрит на меня извиняющимся взглядом.
— Молодец! Он нужен нам живым, — смотрю на скулящего подонка на полу, тщетно прикрывающего кровоточащую рану рукой.
— Черт! Ты крут, чувак! — один из вышибал Рустама протягивает Илье руку для рукопожатия. — Дашь посмотреть винтовку?
— Так! Вы двое, ваша помощь больше не нужна, — обращаюсь к ним. Все лишние люди должны уйти. Им не нужно становиться свидетелями того, что сейчас произойдет. — Чили, ты тоже поезжай!
— Но я хочу помочь! Я — часть команды.
— Ты уже достаточно помог! От тебя будет больше пользы в больнице! Поезжай к девочкам, проследи там за всем, — драки в рамках правил на ринге и реальные пытки человека — это две разные вещи. И ему лучше никогда не переходить эту грань. Когда они уходят, сосредоточенно смотрю на Матвея. — Где другие?
— Их было всего двое. Второго догнал Кубинец, когда тот хотел скрыться в лесу от нашего «острого глаза». Никогда не видел, чтобы человек так быстро бегал, — Матвей хлопает Кубинца по плечу.
— Mucha práctica, — в отличие от Ильи тот гордо расправляет плечи.
— И где ж ты так много практиковался? — из Матвея вырывается смешок. — Убегал от папаш обрюхатенных тобой девушек?
— Эй, только одной я сделал un bebé. И если бы я был уверен, что дедуля меня не пристрелит как собаку, никогда не бросил бы своего ребенка! — он сбрасывает руку Матвея с плеча и матерится себе под нос по-испански.
— Ну все! Хватит! Где второй? От этого куска дерьма толку пока мало, — пинаю тело на полу.
Мы проходим в другую комнату, где Давид как раз привязывает ублюдка к стулу, поставленному посреди комнаты. Когда он заканчивает, подходит к небольшому чемоданчику у стены, который Матвей всегда возит в багажнике. Давид достает оттуда перчатки и большой фартук из прозрачного пластика.
— Он что-то сказал уже? — мне требуются все мои силы, чтобы не подойти и не свернуть ему шею прямо сейчас. Но я уговариваю себя не делать этого. Пока нет. Нам нужно узнать место, где прячется их главный. То новое убежище, о котором он упоминал в телефонном разговоре со мной.
— Пока нет, но я работаю над этим, — отвечает Давид напряженным голосом. Его лицо жесткое. Сейчас он совсем непохож на того улыбающегося парня, каким он зашел в мой кабинет утром. — Как далеко я могу зайти, босс? — спрашивает он, натягивая перчатки.
— Нам нужна информация, — просто отвечаю ему, встречаясь с ним взглядом. Затем перевожу его на ублюдка, который выглядит так, будто вот-вот наложит в штаны.
— Понял, — Давид кивает и смотрит, как Матвей неспешно копается в чемоданчике и наконец протягивает ему большой нож с зазубренными краями, при этом подмигивая связанному уроду. Лицо Давида сейчас абсолютно бесстрастно и нечитаемо. От этого мурашки по коже даже у меня. И все-таки, как он это делает?
На губах Матвея, напротив, танцует улыбка, отчего он похож в данных обстоятельствах на маньяка. Я знаю эту их игру. Запугивание ожиданием пыток — это их излюбленный метод. Притихший урод с опаской переводит глаза с одного на другого, когда они начинают кружить вокруг него.
Хотел бы я иметь хоть каплю хладнокровия Матвея, но перед моим мысленным взором встает картина Юли в изодранной одежде, с запекшейся кровью в волосах. Боюсь представить, что бы он с ней сделал, не успей мы вовремя.