Никоарэ Подкова

- Пройдет немного дней, и Чигалу постигнет кара от руки твоей. А затем мы последуем туда, где народ ждет твоей справедливости. Еще один старый друг мой не спит, волнует душу его то надежда, то сомнение, как и тебя, государь. Будто вы с ним одной плоти и крови.

- Породнила нас любовь к нашему мученику, дед Елисей. Коли есть в мире бог, то я молю его - не лишать меня победы. А коли бога нет, я требую, чтоб друзья помогли мне добыть для людей, остающихся после нас, хотя бы надежду - опору их жизни. Иначе зачем и жить на свете? Лучше уж не быть нам совсем.

- Государь, откинь мимолетную слабость. Верь своим друзьям.

- Ты прав, дед Елисей. У меня легче на сердце при мысли, что я не одинок.

У Седьмого Кургана, как называлось место роздыха, Никоарэ по совету Покотило стоял до полудня двадцатого сентября и спокойно отдыхал. Сызнова двинулись в путь к югу и ходко шли всю следующую ночь. А во вторник двадцать второго сентября поворотили на запад, к Буджакскому краю. Когда подошли к рубежу вольной степи, не знавшей никакого властителя, Никоарэ велел остановиться на дневку и хорошо накормить воинов. Сам он постился и пребывал в одиночестве, дабы успокоилось бедное сердце.

В четверг, к полднику, "недреманное око" принесло Никоарэ весть, что охотничий стан Демир Гирея находится не более, чем в трех часах пути.

Как советовал Елисей Покотило, Никоарэ должен был непременно в тот же день достичь шатра Демир Гирея с ближними воинами; он, Покотило, будет стоять слева от него в качестве толмача. В то же время обе сотни отправятся за пределы ханского табора и отрежут Чигале возможные пути бегства.

Итак, охотничий табор был окружен, когда Никоарэ Подкова прибыл в Казак-Бунар, к шелковому шатру, перед которым горел новый огонь в старом очаге. Демир, его свита и иноземный гость только что отужинали и пили кофе.

Чигала, дымя трубкой, возлежал на ковре; в синем небе ласково светило осеннее солнце, по воздуху медленно плыли серебряные паутинки. Чигала был красив и еще молод, лицо имел смугловатое, с греческим носом. Он лениво улыбался, глядя на сизые облачка дыма, в котором мерещились ему картины блаженного будущего.

Демир Гирей обратил его внимание на нового гостя, который только что остановил коня и соскочил на землю.

- Вот мой хороший друг, гетман Никоарэ.

Чигала, мягко улыбаясь, повернул голову и приподнялся на пуховых подушках.

- Я знаю баш-чауш-баша Чигалу, - громко и внятно проговорил Никоарэ.

Елисей Покотило перевел.

- Откуда знаешь? - удивился красивый улыбающийся гость.

- Три года прошло с тех пор, - хмуро глядя на него, отвечал гетман, как в шатре бейлербея Ахмета был зарезан брат мой, государь Ион Водэ.

Когда есаул Елисей перевел эти слова гетмана, Чигала вскочил на ноги и, побледнев, ощупал пояс, ища саблю. Но при охоте за дикими лошадьми не носят сабель.

- Что это значит, Демир Гирей? - визгливым от злобы голосом спросил он. - Что это за человек? Разве я не твой гость?

- Нет, ты мой гость, как и гетман, - отвечал хан.

- Мы оба, Чигала, гости Демир Гирея, - продолжал Никоарэ. - Но место, на котором находимся мы и Демир Гирей, никому не принадлежит. Здесь, в степи у Казак-Бунара, властвует одна лишь правда. Я пришел, чтобы найти тебя и судить.

Баш-чауш-баш Чигала тревожно озирался.

Приближенные хана глядели на него так же спокойно, как их повелитель. А те немногие спутники, которых Чигала привел с собой из Исакчеи, где он именем султана Амурата был господином и владыкой, равнодушно дожидались исполнения того, что было начертано в книгах пророка Магомета, на седьмом небе. Да и кроме того, левантиец Чигала отрекся от своей веры и отуречился только ради наживы, пахлавы и одалисок. Аллах велик, аллах защитит его, коли сочтет нужным.

Острый взгляд Чигалы потускнел. Он поворотился к хану - тот опустил глаза.

- Кровь за кровь? - возопил Чигала содрогаясь. - Ты пришел убить меня, гяур?

- Я пришел судить тебя.

- Ты пришел убить меня кинжалом?

- Нет. Мой армаш владеет саблей.

Дед Петря весь взъерошился и угрожающе схватился за рукоять сабли.

Вопросы баш-чауш-баша казались безумными. Но разум его, даже в миг смертельного страха, сохранил ясность. И глаза лихорадочно искали спасения.

- Я поступил так по повелению Ахмета! - крикнул он внезапно.

- Подло поступил!

- Муж, подобный мне, храбростью занявший свое место в мире, не может подчиниться такому суду. Выйди на поединок!

- Добро, соглашусь и на это, коли признаешь, что ты, Чигала убил кинжалом витязя, боровшегося за свободу своего народа.

- Поединок без оружия - правый поединок.

Никоарэ отстегнул саблю и передал ее в руки дьяка.

- Так сдохни и ты, сын шлюхи! - воскликнул левантиец. Выпучив глаза, он выхватил из-за шелкового пояса кинжал, тот самый, которым убил Иона Водэ, и кинулся на Подкову.