- Ах, да... - гетман кивнул головой, как будто вспомнил.
- Полагалось бы и пану Роману быть здесь, - продолжал старый бургомистр, - поблагодарить славного гетмана.
- За те двадцать шесть злотых и погашение долгового обязательства, поспешил пояснить Копицкий.
- Друг Тадеуш, - улыбнулся гетман Никоарэ, - я ведь, кажется, просил тебя, чтобы правая моя рука не ведала, что творит левая. Оставим это. А теперь позвольте мне на прощание еще раз приветствовать достопочтенных сановников города Могилева и пожелать их милостям здоровья, торговым и ремесленным людям терпения, а народу - надежды.
- Ваши мудрые, пророческие слова мы будем хранить в сердце, поклонился бургомистр.
Пан Тадеуш тоже поклонился, опустив голову до самой гривы коня.
- Провожу славного гетмана Никоарэ до первого привала, - сказал он, после чего, достопочтенные панове сановники, буду иметь честь воротиться к вашим милостям.
Гетман и пан Копицкий повернули коней к вроцлавскому шляху, а стража отделила их от господ сановников. Хохлы достали из сумок короткие палицы и повесили их у седельной луки, длинные ножи в ножнах украсили их широкие кожаные пояса. А свитки они носили скорее красоты ради, на одном левом плече. Глаза деда Петри просветлели. В этот день, отмеченный среди всех дней его жизни, позабыв о прошлых и грядущих невзгодах, старик чувствовал себя повелителем.
С юга, со стороны теплого моря, потянул ветерок; песня этого ветра для нашего слуха подобна тихому звону струн, звучащих в лад друг к другу.
Когда выехали в поле, Никоарэ прислушался к гулу ветра в беспредельных просторах, посмотрел невидящими, устремленными вдаль глазами на расцветающий белошелковыми султанами ковыль и почувствовал, как обуревают его воспоминания и волнуют надежды.
- Гетман, - сказал ему верный пан Тадеуш, - лишь теперь мы одни и свободны, как эти орлы, что парят над нами в небе. Заметил я, что достопочтенные сановники Могилева долго стояли на месте и глядели тебе вослед. Старый бургомистр Завецкий, поди, не мог опомниться от твоих слов. Никогда еще не бывало, чтоб гетман послал такие пожелания низкой черни, какие ты просил ей передать. Заметил он, как тебя охраняют наши украинцы, и ведь, наверно, бургомистр еще не забыл мятежей и восстаний нашего крестьянства против шляхтичей. Поэтому я и сказал ему, что скоро ворочусь в город: надо мне смиренно истолковать ему твои прощальные слова. Как бы ни оскудело имущество у пана Леона Завецкого, он все же слуга шляхты и должен будет сообщить властителям Речи Посполитой о проезде в Запорожье гетмана Подковы и о словах, им сказанных. А поскольку я человек панской породы, мне удастся уверить пана бургомистра, что под надеждой народа следует подразумевать войну, которую поведут храбрецы для изгнания неверных, а не восстания и беспорядки...
- Не худо сделаешь, Златоуст, уверив его в этом. И ведь ты правду скажешь, ибо гетман Подкова не желает волнений и мятежей.
- Пока еще не желает.
- Да, пока не желает, друг Златоуст, и, может быть, и не доживет до тех дел, которые свершатся когда-нибудь. Правые дела не все враз делаются, а по очереди; сначала вызволим страну от неверных, а потом уж избавимся от железного кулака других угнетателей, кои не лучше нехристей.
- А может, и похуже.
- Да, пожалуй, и похуже. Я не раз думал об этом в те дни, когда колесил по Молдове.
- Так, стало быть, я доеду до привала в Зеленой Долине, - продолжал пан Тадеуш Копицкий, следуя за нитью своих мыслей, - и дорогой отчитаюсь перед твоей светлостью в деньгах, кои ты мне доверил, расскажу, куда и сколько израсходовано. Думаю, ты не будешь гневаться за двадцать шесть талеров, отданных моему другу Роману Барбэ-Рошэ взаймы без отдачи, ибо нет надежды получить с него долг.
- Не буду гневаться.
- Знаю, что все-таки разгневался бы, если бы предстал пред тобой сей достойный отпрыск ясновельможных панов.
- Ты прав.
- Зато итальянец Коста явился встречать твою милость.
- Не приметил его.
- Был, да поостерегся показаться тебе, памятуя, что гетман Подкова во гневе страшнее лютого тигра.
- Бывает и так, друг Тадеуш... А зачем ты разворачиваешь сей длинный свиток? Не спеши, пусть он подождет, а лучше всего отдай его моему дьяку Раду Сулицэ, которого оценишь по достоинству, познакомившись с ним.
- Но знай, гетман: то, что дал ты мне, поубавилось.
- Я попрошу в Вроцлаве Иакова Философа дать тебе, сколько нужно.
- Хорошо, государь.
Ветер пел свою песню; в безлюдных просторах под лучами летнего солнца блестел серебром цветущий ковыль. И Никоарэ думал не о делах и банкирах, а совсем-совсем о другом.
23. КУБИ ЛУБИШ ФИЛОСОФ
Давным-давно, когда Никоарэ был просто Никорицэй, Иакова звали Куби. Жили они неподалеку друг от друга: Никорицэ на краю Армянской слободы, у Малой площади, а Куби в Еврейской слободе, по ту сторону Малой площади.
Было это во Львове тридцать четыре года тому назад.
В лето от Рождества Христова 1541, в годы княжения в Молдове Петру Рареша и царствования в Польше Сигизмунда, капитан Петря Гынж привез Никорицэ в дом Мати Хариана и оставил его там для обучения наукам.