Никогда прежде

Не знаю, как разносились вести по Кончинке и насколько долго к ним не распределялся никто из реставраторов, но с момента ухода Горика ко мне наведалось столько народа, что теперь я смотрела на новую свалку раритетов в том углу, где прежде стояла мебель. В ушлости местных жителей я успела в очередной раз убедиться. Хотя могла бы учесть опыт с тем жуком, который меня сюда привез. Оплачивать труд в заявленном размере никто из них и не думал. У каждого находилось предложение, от которого невозможно было отказаться. Причем преподносилось все абсолютно в невинной форме, и не подумаешь, будто молодого специалиста решили надурить всем городом, обменивая труд на труд и иные формы расчета, кроме денег. У меня уже стоял у стены мешок картошки, корзина овощей, бутыль чего-то ядреного. Подозреваю, самогонки, о которой прежде я только слышала. Ее я решила использовать для дезинфекции. Еще напротив входа красовалась отмытая стойка, выуженная из мебельных завалов, по всей лавке фигурно были расставлены шкафы, комоды и даже остов кушетки, а в центре зала – кухонная столешница и деревянные запчасти, годившиеся для реставрации. Мне требовалось хорошенько рассмотреть это добро, чтобы смастерить новые ступеньки наверх. Окна были отмыты, полы тоже, а для покраски стены имелась большая банка с известкой.

Светлые звезды, как я на все это подписалась?

В окно, раскрытое, чтобы проветрить помещение, влетела забавная маленькая птичка и устроилась на столешнице. Важно прошлась по ней туда и обратно, но не успела даже клювик открыть, как была атакована рыжим вихрем. Соседка напала на послание, и я впервые в жизни услышала из уст разочарованной крысы зловещий утробный вой. По всей видимости, животному не доводилось сталкиваться со столь виртуозным отправлением обычных писем. Крысява слетела на пол быстрее, чем я успела среагировать, и исчезла в дырке в стене, едва просматривавшейся из-за груды раритетов. Бедное разорванное послание осталось лежать неровными клочками, которые мне пришлось соединять. И ведь поклялась ни в жизнь больше не отвечать послу, но у него был уникальный талант составлять письма таким образом, что я просто удержаться не могла.

«У тебя интересные братья», – гласила весточка от индигийца.

И вот зачем, спрашивается, ради одной строчки сооружать настолько замысловатую птичку? Меня всерьез заинтересовало, а смогла бы она запеть, не напади на нее крыса. Ведь у бумажного котика шерстка из тончайших бумажных волосков имелась. И даже мои братцы умели сооружать трещоточных громыхающих жаб.

«И чем же?» – отправила я ответ, не рискнув больше выкладываться на затратное послание в виде гильотины. Мне стало невозможно любопытно, что же братья учинили у посла и насколько сильно заставили последнего страдать.

Я выждала минуту, две, десять, но этот скверный мужчина так и не соизволил ответить. Однако спустя еще минут пять до меня дошло, что братья наверняка не смогут удержаться и опишут подробно собственный визит, а значит, нужно только дождаться их сообщения. Пока же я решила заняться приготовлением еды. День близился к вечеру, а мне довелось съесть лишь сдобную булочку с молоком. Их одна старушка выменяла на ремонт устройства, напоминавшего мясорубку, но оказавшегося прибором для нарезки овощей. Немощная старушенция громче прочих посетителей жаловалась на отсутствие даже мелкой монетки и так усердствовала, что, скажу честно, по-настоящему меня разжалобила. Жалость продлилась ровно до момента, когда бабулька ушла из лавки. На улице она оказалась очень прыткой и активной, а от немощи не осталось и следа, что прекрасно просматривалось сквозь отмытое окно.

«Бамс!» – громко рухнула передо мной бумажная кувалда. Удар пришелся по выложенной на столешницу картошке. И ведь точно целили уронить на ногу, гаденыши, но она оказалась удачно закрыта краем стойки. Конечно, такая бумажная вещь в принципе не должна ничего весить, но кувалды братцев я получала не раз. Мальчишки с детства тренировались пакостить и научились секунд на пять утяжелять лист так, чтобы тот ощутимо саданул, например, по беззащитному пальцу, как и научились делать жала у пчел и зубы у крокодила. Одаренные и вредные. Их бы энергию, да в мирное русло!

«Сестра, вот как ты могла? Как могла оказаться такой дурой? Ты же умная! И это наша родн… Дурак ты, Черри, она по крови неродная, исправь… И это наша неродная сестра! Мы с детства вместе росли, могла бы хоть от нас ума набраться».

В этом месте я так громко фыркнула, что даже лист задрожал в руках и строчки запрыгали.

«Слушай, ну какой классный мужик этот посол! Мы весь день сегодня учились выговаривать его имя. Знаешь, как его зовут?»

– Не имею понятия и дальше знать не хочу, – пробормотала я вполголоса.

«Его зовут Радъярдаян Ильнаркир, вот как… Черри, ты без ошибок написал? Молодец!.. Видишь, какое имя?»

Братья умудрились вставить в послание собственные препирательства. Но невольно я попробовала произнести сложное и непривычное имя с первого раза. Оказалось, оно не выговариваемое.

«Ну что, – издевательски было написано дальше, – выговорила?»