Никола зимний

– Я предлагаю выпить за Бориса, нашего любимого предводителя!

Орехов смотрит на Лену.

– За вас, – кивает она и улыбается, теперь уже точно – ему.

На лестничной площадке поднимается шум. Раиса сбрасывает туфли и босиком бежит запирать дверь. Все затихают. Гена пользуется моментом и выключает свет. Когда глаза привыкают к темноте, Орехов видит, как Гена целуется с Галей.

Леночка показывает на часы. Он согласно кивает. Они подходят к двери и прислушиваются, потом, стараясь не шуметь, на цыпочках выбираются на улицу.

– Ты где живешь? – спрашивает Орехов все еще шепотом.

– На берегу, недалеко от Речного порта, – так же еле слышно отвечает она и заливается громким смехом.

Орехов ловит такси, и они подъезжают к ее дому, прямо под окна. Машину он отпускает.

– Зря, надо бы ехать.

– Мне торопиться некуда.

Он видит, что девушка приняла слова с подозрением, но оправдываться или объяснять не спешит.

– А как ты попал на свадьбу?

– Я – случайно, а ты?

– Мы с Танюшкой, с невестой, в одной группе учились.

– Ты уже закончила институт?

– Год назад. Мне двадцать четыре года. А тебе?

Орехов задумывается, но говорит правду. Глупо скрывать, все равно узнает, если захочет.

– Сорок, в этом году будет сорок.

– Ничего себе. Я считала, что сорокалетние намного солиднее. Послушай, – она замялась, – а как жена отнесется к тому, что ты гуляешь бог знает где?

– Да никак.

Она смеется.

– Может быть, ты скажешь, что неженатый?

Орехов опять отвечает не сразу. Лена ждет.

И да, и нет. Мы, можно сказать, соседи по коммунальной квартире. Никак не найдем подходящий размен. Но мы не враги. Живем мирно, даже помогаем друг другу по старой привычке. Просто разлюбили, и все – разве так не бывает? Конечно, если бы воевали, то давно разменялись – квартира большая, трехкомнатная, в кирпичном доме, в центре города… а тянем, тянем… Мне некогда, она в этих вопросах – человек неискушенный.

– Интересно. Я и не догадывалась, что так может быть, мне казалось, если люди разошлись, то частые встречи становятся мучительными.

– Не знаю. У нас пока так. Вот видишь, теперь ты все знаешь обо мне: и где работаю, и как с женой живу.

– Еще мне Гена говорил, что тебе предлагали стать главным инженером управления, а ты отказался, это правда?

– Что-то Гена слишком много говорит. Подозрительно, на него это непохоже.

– Он просто не знает, о чем говорить с девушками, вот и рассказывает про работу.

– Ну с Галей он вроде нашел общий язык.

Упомянув о Гале, Орехов ждет реакции. Девушка только плечами пожала. Он не заостряет внимания, просто обмолвился, без всякого умысла, к слову пришлось. Он может спросить и о другом.

– А где вы все познакомились?

– В спортзале, я ведь тоже хожу в теннис играть, и Танюшка ходит. У меня и разряд есть, второй.

– А у меня даже юношеского нет, ни по какому виду.

– Просто ты, наверно, не хотел. У тебя и сейчас вполне спортивный вид. А насчет того, почему отказался от карьеры, можешь не говорить, если не хочешь. Я ведь так, из любопытства… Да и пора уже.

– У тебя есть телефон?

– Есть, можешь позвонить. Кстати, Танюшка на завтра приглашала, я, наверно, приду. Ну, счастливо. Не боишься так поздно?

– Ерунда. Я быстро бегаю.

В дверях она оглядывается и машет ему рукой.

Орехов бредет по улице. Ни души. Какие хулиганы могут быть в четвертом часу? Они давно спят. Дураки, такая славная ночь, вернее, утро. Но глаза у Орехова совсем отказываются смотреть, ноги гудят.

6

В восемь утра его будит жена. Орехов мычит, прячет голову под одеяло, но жена не отстает, и он сдается. Оказывается, он должен съездить на базар и купить продуктов для праздничного стола – в воскресенье сыну Юрке исполняется четырнадцать. На базар так на базар. Он разве спорит.

Но не нравится здесь Орехову. Пирамиды лакированных сверкающих яблок, сочные разрезы гранатов, вызывающие обильное слюновыделение, золотые дыни… и цены, взятые словно из другого измерения, – все это подталкивает к размышления о куцем сибирском лете, о молодости, потраченной на изнурительную гонку непонятно за чем, или за кем, об усталости, якобы неизвестной сидящим за прилавком мужчинам в громадных черных кепках и ярких тюбетейках.

Орехов покупает сметану, мед, орехи, вспоминает про апельсины, взятые у Новоселова, и дома, перед женой, включает их в общие затраты. Юрка просится в лес. Щенок-акселерат Патрик кладет тяжелые лапы на плечи хозяина и заглядывает ему в лицо. Орехов целует его в нос и гладит мускулистую спину. Он понимает и сына, и собаку, ему самому хочется в лес, но, к сожалению, должен ехать на работу, иначе он подведет людей. Жена и сын молчат, Патрик ластится, заигрывает. Жалко щенка, но пора, время уходит. Для пущего спокойствия он одевается в рабочую одежду, в рабоче-спортивную.

Сначала в гараж, потом в общежитие, потом? Потом по обстоятельствам. Сережа еще не умывался. Лежит на кровати и курит натощак.

– Неужели набрался вчера?

– Было дело. Душа потребовала. А ты что так рано, я еще не завтракал.

Орехов подозревает, что Сережа называет завтраком, и смотрит на часы, дает понять, что дело серьезное и кататься в поисках пива им некогда.