Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России

Но уже возмужал третий брат, Николай. В завершение обучения для него устроили поездки по России, за границу. Он проявлял себя умным, внимательным, крайне ответственным. В разных городах не брезговал лично осматривать тюрьмы, госпитали, обнаружив настоящие безобразия в Порхове, Воронеже. В Белоруссии четко оценил роль польских дворян, враждебных к России, тяжелое положение крестьян, притеснения народа со стороны евреев, засилье католических монастырей и их влияние на молодежь [14]. А в Англии Николай Павлович сделал меткую оценку «демократии»: «Если бы, к нашему несчастью, какой-нибудь злой гений перенес к нам эти клубы и митинги, делающие больше шума, чем дела, то я просил бы Бога повторить чудо смешения языков, или, еще лучше, лишить дара слова всех тех, кто делает из него такое употребление» [14].

Царь еще раньше присмотрел младшему брату невесту, прусскую принцессу Шарлотту. В своих путешествиях за рубеж Николай останавливался в Берлине, познакомился с девушкой, и они искренне полюбили друг друга. В июне 1817 г. Шарлотта прибыла в Россию, приняла Православие с именем Александры Федоровны, и в церкви Зимнего дворца состоялось таинство их венчания с Николаем Павловичем. Семья стала дружной, любящей, и молодая супруга зачала почти сразу же. В апреле 1818 г. у них родился сын Александр.

Николай не увлекался модным мистицизмом и ересями, не обращался к «пророчицам». При тяжелых родах жены он принял обет – в храме Нового Иерусалима построить придел в честь святого Александра Невского, что и исполнил. Но нигде широко это не афишировал, а архиепископу Московскому Августину (Виноградскому) писал: «Изъявление благодарности не нужно Тому, Кто читает в глубине души, но оно необходимо душе благодарной… Пускай перед алтарем, воздвигнутым благодарностью отца, приносятся молитвы и о матери, и о сыне…на службу Государю, на честь и пользу Отечеству» [15].

В это же время, в начале 1818 г., Николай вступил на стезю военной службы. Старший брат назначил его инспектором по инженерной части – он возглавил инженерные войска лейб-гвардии и армии. Здесь великий князь оказался вполне на месте, инженерное дело он давно любил, прекрасно разбирался в нем. Но обнаружил, что в других науках его обучение было далеко не лучшим. Разработав собственноручно руководство по инженерному делу, Николай Павлович честно сказал подчиненным офицерам: «Не обращайте, господа, внимания на орфографию, я должен сознаться, что на эту часть при моем воспитании не обращали должного внимания» [16]. Он стал заниматься самообразованием.

А осенью 1818 г. в дополнение к инженерным войскам он был назначен командиром 2–й бригады 1–й гвардейской дивизии. Бригада состояла из Измайловского и Егерского полков, и вот на этой должности Николай столкнулся с настоящей строевой службой. Уставы он с детства знал назубок, но неожиданно для себя сделал открытие – реальность не имеет с ними ничего общего. Лейб-гвардия разболталась. Среди офицеров царили разгильдяйство и панибратство, авторитет начальников ставился ни во что, приказы критиковались и высмеивались.

Николай взялся наводить порядок, но… оказался на этом поприще одиночкой. Потому что нарушения дисциплины стали обыденностью, были и официальные послабления. Например, после войны офицерам разрешили вне службы носить гражданские фраки. Некоторые даже на учения приезжали во фраках, только накинув поверх шинель и форменный головной убор. Когда освободятся, не терять времени, катить куда-то развлекаться. Решить какие-то вопросы через царя Николай не мог – Александр надолго уехал за границу, на конгресс в Аахен. По мучившим его вопросам великий князь обращался к командиру гвардейскому корпуса генерал-адъютанту Васильчикову. Тот отчасти соглашался, давал советы. Но чаще махал рукой. Давал понять, что так уж сложилось, и это даже от него не зависит.

Однако у Николая Павловича руки не опустились. Он пришел к выводу, что порядок в службе напрямую зависит от личности офицеров. Ближе знакомился с ними. Придумал собственный метод, условно разделив их на три категории. Честные и добросовестные служаки. «Добрые малые» – в общем-то, порядочные, но не желающие особо напрягаться. Третьи – болтуны, критиканы, фрондеры. От этой третьей категории Николай принялся чистить свои полки. Строго взыскивал за упущения, переводил из Лейб-гвардии в армию. Но при этом снова столкнулся с неожиданным для себя явлением, «ибо сии-то люди составляли как бы цепь чрез все полки и в обществе имели покровителей». Наказание и удаление таких офицеров оборачивалось шумом, скандалами, заступничеством высоких лиц [17]. Вот так Николай Павлович, еще не понимая этого, впервые вступил в конфликт с будущими декабристами. Но дело он довел до конца, бригаду оздоровил.