Николай I Освободитель. Книга 3

— Не хватает общей концепции. Что-то простое, понятное и одновременно близкое всем и каждому. — за неимением подходящего собеседника приходилось разговориться сам с собой. — Свобода, равенство и братство уже занято. Православие, самодержавие, народность — пробовали получилось так себе. Ленин, партия, отечество? Пожалуй, такого авангардизма тут не поймут. Как там было — голосуй за триединство: Ленин, церковь, материнство. Это даже не смешно. Разве что правда в славянофильство удариться, начать носить косоворотку и красные полусапожки…

К сожалению, в прошлой жизни я не был историком, да и управлять столь крупными проектами тоже не довелось, поэтому приходилось все больше опираться на приобретенный уже в этом мире опыт. Его явственно не хватало. Все мои успехи были достигнуты исключительно благодаря послезнанию, которое постепенно во многих аспектах становилось не актуальным. Нужно было начинать учиться играть на высшем уровне самому, однако получалось это далеко не всегда.

Феерическим провалом окончилась моя попытка создать собственный банк, который должен был стать «головной конторой» консолидирующей у себя под крылом всем мои активы. Плюс у меня все еще лежала нетронутыми почти треть средств от ротшильдовской аферы. В России просто некуда было их вкладывать, а на то чтобы продолжать создавать отдельные, пусть даже более чем прибыльные дела, у меня банально не хватало времени. В такой ситуации максимально логично было бы открыть инвестиционный банк и начать вкладывать деньги в сторонние проекты. Но нет.

В Российской империи тупейшим образом частные банки были запрещены. Существовал один государственный коммерческий банк, который и сам работал через пень-колоду и другим не давал. Мое же обращение к министру финансов Гурьеву с просьбой открыть собственное финучереждение было проигнорировано. Самое смешное тут то, что на словах Дмитрий Александрович слыл большим либералом, много рассуждал о свободе, об отмене того же крепостного права, а как доходило до реального дела, министр тут же занимал максимально охранительские позиции и блокировал любые реформы. Такое вот двоемыслие. Оруэлл бы оценил.

Когда я попал в этот мир, мне казалось, что я с легкостью смогу «отыграть» лет эдак пятьдесят, подтолкнув техническое и социальное развитие общества в начало двадцатого века. Этого запаса мне казалось достаточным для того, чтобы потомки успели построить достаточно мощную космическую оборону и сбить с опасного для планеты курса проклятую каменюку. Но, видимо, нет. Тут бы как-нибудь лет двадцать в итоге одолеть, было бы отличным результатом.

Я оторвался от каменных перил и неспешно побрел вдоль Невы в сторону Зимнего. На встречу попалась какая-то загулявшая компашка в форме семеновского полка. Молоденькие, поручики, сжимая в руках бутылки с чем-то явно алкогольным пошатываясь и пытаясь затянуть строевую — у них никак не получалось начать синхронно — прошли мимо, не обратив внимания на гуляющего в одиночестве наследника престола. Остро чувствовалось одиночество.

В этом мире я так и не смог обрести настоящих друзей. В детстве дружить со сверстниками было просто невозможно по понятным причинам, — ну как дружить пятидесятилетнему дядьке с бегающими туда-сюда трехлетками, это даже не смешно — а потом я был постоянно слишком занят. Я мог назвать того же Бенкендофа или Муравьева хорошим товарищем, но не более. Разве что Александра можно было бы признать другом, однако тут все же были скорее родственные чувства. Девяносто процентов времени меня это совершенно не беспокоило, но бывало иногда, особенно по вечерам, вот как сегодня, когда что-то внутри сжималось так, что ни вздохнуть ни пернуть. Иногда помогал алкоголь, благо это тело было еще достаточно молодым, чтобы не бояться ужасных утренних последствий. Иногда помогал секс, иногда — хорошая физическая нагрузка. А иногда ничего не помогало.

— Бывают дни, когда опустишь руки, — безбожно фальшиво напел я строки старой песни.

И нет ни слов, ни музыки, ни сил,

В такие дни я был с собой в разлуке,

И никого помочь мне не просил…

Не торопясь дошел до Зимнего, полюбовался на красиво горящие в ночи факела ростральных колонн. Вытащил из кармана серебряную флягу, украшенную каменьями в виде моего вензеля, — Александра подарила мне на предыдущие именины — с коньяком, отвинтил крышечку, сделал пару глотков. Подумал, добавил еще один. Поздравил себя таким образом с днем рождения.

Алкоголь приятным теплым комком упал в желудок, стало немного веселее.