Я попытался пошевелиться, чтобы вылезти из-под груды наваленных верху вещей, но это была явно плохая мысль. Руку вновь прострелило болью, а сознание начало уплывать.
Последнее, что я слышал, были крики о том, что нужно спасать императора, кто-то кажется начал пытаться забраться внутрь покореженного вагона, звеня при этом осколками оконного стекла и отчаянно матерясь. Впрочем, может это были уже игры воображения, так или иначе с мыслью, о том, что крушение императорского поезда — это какая-то паршивая межмировая закономерность, я постепенно отключился.
Глава 4
Обратно в мир живых я возвращался с большим трудом. Сознание приходило обрывками, из которых сложить цельную картину происходящего вокруг было просто невозможно. Все сигналы от органов чувств с большим запасом перекрывала боль в руке, левом боку и голове. Меня точно куда-то несли, потом везли, сквозь туман пробивались чьи-то голоса, кажется встревоженные, но это не точно.
В себя я пришел уже лежа с своей постели в Михайловском замке, благо потолок своей спальни я способен распознать даже в таком состоянии. Пахло в комнате непривычно. Чем-то аптечным. Обычно в моей спальне пахло совсем по-другому.
Я аккуратно скосил глаза влево — при этом шевелить более крупными частями тела я не торопился, предчувствуя далеко не самые приятные ощущения — и обнаружил сидящую рядом на стуле молодую женщину в белом платье медицинской сестры. Сиделка, увлеченно читала какую-то книгу и обратила внимание на мои робкие движения далеко не сразу.
Тем не менее, едва женщина заметила, что я очнулся, как тут же вокруг началась суета. Появился какой-то неизвестный мужчина в очках и с козлиной бородкой на лице, судя по всему дежурный врач. Он стал меня слушать стетоскопом — производства Харьковского завода резинотехнических изделий, машинально отметил я знакомую конструкцию — потом пытался двигать мне руки и ноги, — только в этот момент я понял, что левая рука у меня «закована» в гипсовую повязку, — и наконец обратился непосредственно ко мне.
— Как вы себя чувствуете, ваше величество? Можете говорить?
— Могу, — попытался ответить я, но из пересохшей глотки вырвался только свистящий хрип. — Воды.
Воду мне принесли, после чего общение пошло более живо.
— В результате крушения поезда, ваше величество, у вас несколько сломанных ребер с левой стороны, сотрясение мозга, и переломы левой плечевой кости. Кость мы собрали, — доктор развел руками, — однако есть вероятность повреждения сустава, и тогда боюсь подвижность руки полностью восстановить не получится. В остальном — постельный режим на ближайшие две недели, отдых, обильное питание, никакого алкоголя. Потом, когда снимем гипс — массажи, и специальные упражнения для разработки конечности.
— Понятно, — я откинулся на подушки и закрыл глаза. Становиться инвалидом в сорок лет совсем не хотелось, а на местную медицину особых надежд не было. Нет, она, конечно, сделала огромный шаг вперед, по сравнению с тем, что было тридцать лет назад, однако все еще оставалась на достаточно примитивном уровне. — А что с Александром?
— Хм… — Врач явно смутился, — прошу прощения, ваше величество, однако этого я вам сказать не могу. Доктор Ардент, как ваш лейб-медик, строго-настрого запретил сообщать вам любые новости о происходящем снаружи, боюсь я не могу взять на себя ответственность и нарушить данное указание.
Понятно, что с братом все плохо. Если бы было хорошо, такую новость не запрещали бы озвучивать. Вот только насколько плохо…
— Я хочу видеть наследника. Как можно скорее.
— Его высочеству отправили сообщение о том, что вы очнулись, как только это произошло, — пожал плечами врач. — Он обещал прибыть, как только сможет. Цесаревич в связи со случившимся исполняет обязанности регента, поэтому…
— Понятно, — я машинально кивнул и тут же скривился от накатившей дурноты. Сотрясение давало о себе знать давящей со всех сторон головной болью, плывущими кругами перед глазами и тошнотой. — Война ждать не будет, даже если император слег в постель. Тем более ждать не будет.
В тот день ко мне больше никто и не пришел в итоге. Просто доктор накапал мне каких-то капель с пряным запахом, от которых я вскоре мягко провалился в сон. Учитывая мое состояние — далеко не худший вариант.
Зато уже на следующий день потихоньку начали пускать посетителей.
Первым пришел старший сын. Саша выглядел странно. Осунувшийся, с темными мешками под глазами и весь какой-то всклокоченный — как будто это он, а не я с поломанными костями в постели уже который день лежит. Сердце тут же предательски заныло в ожидании дурных вестей.
— Что случилось?
— Мама! — Саша рухнул на стоящий рядом с кроватью стул и явно с трудом сдерживая слезы принялся рассказывать.