Николай II

«Вы не поверите, как тягостно мне пребывание в тылу, – признался он воспитателю наследника Жильяру. – Мне кажется, что здесь все, даже воздух, которым дышишь, ослабляет энергию, размягчает характер. Самые пессимистические слухи, самые неправдоподобные известия встречают доверие и облетают все слои общества. Здесь заняты лишь интригами и мелкими интересами; там

же дерутся и умирают за Родину… Всякий человек, способный носить оружие, обязан быть в армии. Что касается меня, я не могу дождаться минуты, когда присоединюсь к моим войскам».[224]

К этому решению его склоняли царица и Распутин. Уже давно Александре Федоровне не давало покоя постоянно возрастающее влияние при дворе Вел. кн. Николая Николаевича. Она с трудом сносила то, что он взял в жены ее давнюю подругу-черногорку – Великую княгиню Анастасию, которая ради него развелась с герцогом Лейхтенбергским. Возведенный в статус Верховного Главнокомандующего по воле императора, он был напыщен сознанием собственной значимости. Хуже того – он ненавидит Распутина. Когда последний вознамерился пожаловать в Cтавку, ему дали понять: пусть только явится, его сейчас же повесят! В глазах Александры Федоровны такие заявления были не только непростительны, но и попросту нечестивы! По согласию со «старцем», она поклялась убрать с дороги Николая Николаевича, в котором видела соперника царя в глазах общественного мнения. Даже будучи в разлуке с супругом, когда тот уезжал в Cтавку, она стремилась наставить его на путь истинный в письмах, которые писала ему (по-английски) каждый день. Чем дальше, тем больше желала она, чтобы ее благоверный сбил спесь с Вел. кн. Николая Николаевича и сам взялся за управление военными операциями. «Если б ты только мог быть строгим, мой родной, – писала она царю 10 июня 1915 г.,[225]

– это так необходимо, они должны слышать твой голос и видеть недовольствие в твоих глазах. Они слишком привыкли к твоей мягкой, снисходительной доброте… Они должны казниться, дрожать перед тобой. Помнишь, мосье Ф[илипп] и Гр[игорий] говорили то же самое… Поэтому наш Друг боится твоего пребывания в Ставке, так как там тебе навязывают объяснения, и ты невольно уступаешь… На Н. (здесь и далее – Николае Николаевиче. – С.Л.

) лежит только забота об армии и победе – ты же несешь внутреннюю ответственность и за будущее, и, если он наделает ошибок, тебе придется все исправлять (после войны он будет никто). Нет, слушайся нашего Друга; верь ему, его сердцу дороги интересы России и твои… Как важно для нас иметь не только его молитвы, но и советы!» 14 июня 1915 г.: «Посылаю тебе Его (Распутина) палку (рыба, держащая птицу), которую ему прислали с Нового Афона, чтобы передать тебе. Он употреблял ее, а теперь посылает тебе как благословение… Будь более самодержавным, мой друг, покажи свою волю!» И далее: «Выставка-базар началась сегодня в Большом (Царскосельском) дворце на террасе… Наши работы (сделанные руками царицы и детей) все уже распроданы – правда, мы сделали их немного, но мы еще будем работать и пошлем туда. Продали более 2100 входных билетов по 10 коп. Раненые солдаты не платят, так как они должны видеть работы, которые сами делают. Я послала несколько наших ваз и две чашки, потому что они всегда привлекают публику».

А чуть раньше она написала царю вот что:

12 июня 1915: «Как бы я хотела, чтобы Н. был другим человеком и не противился Божьему человеку». В другом письме того же числа: «Я боюсь назначений Н. – он далеко не умен, упрям, и им руководят другие… Не враг ли он нашего Друга, что всегда приносит несчастье?»