Николай II. Дорога на Голгофу

Государь, не имея достоверных сведений о ситуации в столице, с болью в сердце ощущал надвигающуюся на Россию опасность. Причем слова о сердце имеют здесь не только образное значение. 26 февраля, когда Государь находился в могилевской церкви, с ним случился сердечный приступ. Он почувствовал мучительную боль в середине груди, которая продолжалась пятнадцать минут. «Я едва выстоял, —

писал он Императрице, —

и лоб мой покрылся каплями пота. Я не помню, что это было, потому что сердцебиения у меня не было, но потом оно появилось и прошло сразу, когда я встал на колени пред образом Пречистой Девы».

Родзянко начал забрасывать Ставку своими тревожными телеграммами лишь 27 февраля, и в этих телеграммах уже слышится шантаж. Телеграммы он почему-то посылал на имя командующего Северным фронтом генерала Рузского. «Волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийный характер и угрожающие размеры. Основы их недостаток печеного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику; но главным образом полное недоверие к власти, неспособной вывести страну из тяжелого положения. (…) Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно беспомощна восстановить нарушенный порядок. России грозит унижение и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю единственным и необходимым выходом из создавшегося положения безотлагательное призвание лица, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения»^{94}. Ясно, что это «доверенное лицо» должен был быть либо сам Родзянко, либо князь Г. Е. Львов. Тот же самый шантаж и в телеграмме, посланной в Могилев: «Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. Растет общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы этот час ответственности не пал на Венценосца»^{95}. (К слову сказать, Родзянко, в глазах Царя, слал свои телеграммы не будучи уже председателем Государственной Думы, которая была к тому времени распущенной, а бунтовщиком, отказавшимся исполнить Высочайшую волю. Государь не ответил ему на телеграмму)