Николай II. Отречение которого не было

А теперь обратим внимание на другие слова Гучкова, сказанные им на допросе ВЧСК, когда он рассказывал об обстоятельствах отказа великого князя Михаила Александровича воспринять престол: «Я сделал предложение, чтобы Михаил Александрович принял престол условно, чтобы он не принял его, как государь, а как регент, чтобы довести страну до Учредительного собрания (выделено нами — П. М.)»[1274].

Нет сомнений, что оба предложения были тесно связаны друг с другом и носили явно антимонархический характер.

Но вернёмся к записям Нарышкина. На слова Гучкова об отречении Государь ответил так: «Ранее вашего приезда после разговора по прямому проводу генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной Думы я думал в течение утра, и во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь, ещё раз обдумав своё положение, я пришёл к заключению, что ввиду его болезненности мне следует отречься и за себя, и за него, так как расстаться с ним я не могу»[1275].

На это Гучков произносит странные слова: «Мы учли, что облик маленького Алексея Николаевича был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти».

Вообще-то Гучков должен был учитывать не «облик маленького» цесаревича, а Закон о престолонаследии Российской империи, по которому престол переходит от отца к старшему сыну.

Но ещё более странную фразу произносит Шульгин: «Относительно Вашего проекта, —

сказал он, — разрешите нам подумать хотя бы четверть часа. Этот проект имеет то преимущество, что не будет мысли о разлучении и, с другой стороны, если Ваш брат, великий князь Михаил Александрович, как полноправный монарх, присягнёт конституции одновременно с вступлением на престол, то это будет обстоятельством, содействующим успокоению»[1276].

Стоп! Заметим, император ещё даже не произнёс, в пользу кого он хочет передать престол, а догадливый Шульгин уже называет имя «полноправного монарха» Михаила Александровича, который должен будет присягнуть несуществующей конституции!

Нам, конечно, возразят, что Нарышкин упустил в словах императора имя великого князя, неточно передал слова Шульгина, напутал со словом «конституция». Но тогда чего стоят его стенографические записи, которые должны были нас уберечь от «разных выдумок и неточностей»!

Любопытно, что император, услышав важные слова о великом князе как о «полноправном монархе» и о конституции, которой тот должен был присягнуть, заинтересовался сразу не будущим монархом и не конституцией, а, кем бы выдумали?., казаками!

«А вы не думаете, — спросил он, — что в казачьих областях могут возникнуть беспорядки?»

Правда, получив ответ, что «казаки все на стороне нового строя», царь успокоился и пошёл писать акт об отречении в пользу своего брата Михаила Александровича.

Таким был стенографический отчёт графа Нарышкина. Представляем читателю самому судить о его достоверности. Однако прежде всего нас интересует утверждение, что император внезапно, под влиянием отцовских чувств, проигнорировав законы империи, решил передать престол великому князю Михаилу Александровичу, что явилось полной неожиданностью для Гучкова и Шульгина.

Генерал Лукомский писал, как он утверждал, со слов генерала Рузского, что царь принял решение об отречении в пользу брата, буквально держа уже в руках перо, чтобы подписать отречение в пользу сына.

«В последнюю минуту, — пишет Лукомский, — уже взяв для подписи перо, Государь спросил, обращаясь к Гучкову, можно ли будет ему жить в Крыму. Гучков ответил, что это невозможно; что государю нужно будет немедленно уехать за границу.