Николай Клюев

Это была не только его боль. Любой думающий человек не мог не видеть, что происходит в стране. Замечательный востоковед Нина Викторовна Пигулевская писала в 1922 году: «Я в своё время исповедовала такое убеждение: коммунизм строит здание и строит без креста, но когда достроит до конца, мы сделаем купола, поставим крест и всё будет хорошо. Я так думала. Теперь иначе. Я знаю, что из ратуши церквей не делают. Теперь строится синагога сатаны, из которой — сколько колоколов ни вешай, ничего не сделать».

Кандидат в члены интеллектуального кружка, названного «Космической академией наук» (членом которого был, в частности, известный специалист по древнерусской литературе Д. С. Лихачёв), Д. П. Каллистов записывал в своём дневнике: «Кто они, эти пришельцы? Они действительно те, кто принёс нам „классовое сознание извне“, кто сотворил над русской бедной головой варварскую операцию, после которой и вода — суха, и жид — русский, и революция — величайшее завоевание, но только их, а не наше. Вот почему глубоко прав товарищ Преображенский, когда говорит, что контрреволюция — это антисемитизм. Прибавим то, чего не хватает в этой формуле и что из неё непременно следует: революция — семитизм. Характерно, что о том, что контрреволюция — антисемитизм, уже пишут в газетах, а о том, что революция — семитизм, русские ослы боятся и подумать… Если революция это власть жидов — к чёрту такую революцию, пора проститься. Пора понять, что происходит. Пора трезво отнестись к проекту палестинских жидов переехать на их настоящую родину, то бишь в нашу многострадальную матушку Русь…»

Пройдёт ещё несколько лет, и В. Вернадский напишет в письме И. Петрункевичу: «Москва — местами Бердичев; сила еврейства — ужасающая, а антисемитизм (в коммунистических кругах) растёт неудержимо».

Может быть, люди фантазировали? О какой фантазии может идти речь, когда со всех правительственных трибун неслись призывы к борьбе с «великорусским шовинизмом» и заявления, что русские должны поставить себя «в положение более низкое по сравнению с другими…». Церковный погром сопровождался введением цензуры — утверждением Главного управления по делам литературы и искусства, которое в первую очередь выискивало признаки всё того же «великорусского шовинизма». Началась чистка библиотек от религиозной и «шовинистической» литературы. И одновременно было утверждено положение об основании Соловецкого лагеря особого назначения. И всё это вместе взятое — сразу по окончании Гражданской войны.

Обоснование «новой политики» в соответствии с «новой экономической политикой» формулировалось в выступлениях на XII съезде РКП(б). Сталин обозначил две опасности — русский шовинизм и местные национализмы — при этом «во внутренней нашей жизни нарождается новая сила — великодержавный шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения»… И на этой «опасности», как «главной», делали упор все последующие ораторы: «…перед нами, как партией всероссийской, стоит именно вопрос о великодержавном шовинизме… Мы должны прежде всего отвергнуть „теорию“ нейтралитета… Это не значит, что мы пощадим местный шовинизм, но пропорция требует, чтобы мы прижгли прежде всего великорусский шовинизм» (Г. Зиновьев). «Пропорция требовала», по мнению Бухарина, «завоевать доверие других наций» именно борьбой с великорусским «шовинизмом», поскольку «нельзя даже подходить здесь с точки зрения равенства наций»…

Хорошее время выбрали собратья-писатели «из недр трудового крестьянства», чтобы создать свою группу и основать журнал «Россияне»!

Через год Алексей Ганин набросает тезисы под названием «Мир и свободный труд народам», где открытым текстом выскажется по поводу происходящего в стране.