Николай Вавилов

Внутренний «поиск себя» еще продолжался, однако после основательной беседы с Дмитрием Николаевичем Прянишниковым, возглавлявшим кафедру частного земледелия, он решил остаться при этой кафедре «для подготовки к профессорской деятельности». И в это же время стажировался на селекционной станции, работавшей при МСХИ, у Дионисия Леопольдовича Рудзинского — основателя и вообще основоположника селекционно-семеноводческого дела в России. Дионисий Леопольдович был выпускником Петровской сельскохозяйственной академии в 1893 году. Здесь, на станции, молодой исследователь начал первую большую экспериментальную работу. Его всерьез заинтересовали тайны иммунитета — природной устойчивости растений к болезням. Были собраны в коллекции и ежегодно высевались в поле многие сотни видов, разновидностей, популяций, сортов полевых культур. Их все специально поражали болезнями, но далеко не в одинаковой степени. Вавилов наблюдал за ними на делянках в течение всего вегетационного периода, вел полевой дневник, рассматривал пораженные листья, стебли, колосья, метелки на разных этапах болезни и невооруженным глазом, и через лупу, и под микроскопом в лаборатории, сравнивал и думал: чем определяется степень поражения, почему она так неодинакова, насколько это зависит от погодных условий и насколько — от генетической природы, передаваемой по наследству?

О природной устойчивости растений к тем или иным заболеваниям ученые в начале XX столетия могли только догадываться. Какие физиологические и биохимические механизмы определяют иммунитет? Николай Иванович изучил работы И. И. Мечникова по иммунитету, о которых тогда много говорили в научных кругах. На него они произвели большое впечатление. Однако конкретно в растениеводстве многие процессы выглядели иначе, надо было осмысливать их по-своему, искать собственные научные методы.

Почему, например, задавался вопросом Вавилов, посевы пшеницы независимо от сорта в один год сильно поражаются ржавчиной, в другой год — мучнистой росой? Значит, развитие болезни прежде всего зависит от погодных условий? Но тогда почему одни сорта подвержены болезням больше, а другие меньше при одних и тех же условиях? И можно ли выводить сорта, обладающие высокой устойчивостью к той или иной болезни или, еще лучше, сразу ко всем? А что, если подобрать хорошо проверенные высокоустойчивые к болезням сорта или даже формы в качестве родительских пар для скрещиваний? Какими будут гибриды? Неужели в коллекции Рудзинского совсем нет, например, ни одного устойчивого против ржавчины сорта пшеницы? Или гибрида? Или естественной популяции?

Каждый вопрос требовал конкретной проверки в поле. В библиотеках нашлось около двух сотен публикаций на эту тему. На всех языках мира. Но ни одной работы, в которой проблема рассматривалась бы достаточно глубоко, Вавилов не нашел: надо самому найти ответы на все эти вопросы. Кстати, жизненно важные для практического сельского хозяйства.

С каждым днем становилось все яснее, что работа предстоит очень большая. Достаточно ли он подготовлен для этого? В силах ли он один справиться с ее выполнением? В конце концов Николай Иванович решил, что начать исследования вполне можно здесь, на селекционной станции МСХИ. И сотрудников для работы можно найти здесь же, в Москве. А конкретную программу исследований еще предстояло обдумать и определить.

ПИТЕРСКАЯ СТАЖИРОВКА

— Я патолог растений прежде всего, — сказал как-то Николай Иванович. В самом деле, проникновение во вселенную живых клеток, под их зеленые прозрачные своды, изучение условий их существования, причин их заболеваний помогли молодому ученому сравнительно быстро представить себе картину жизни растения как сложную систему взаимоувязанных биохимических, физиологических и микробиологических процессов и явлений, в которой генетические, то есть наследственные механизмы определяют не только сохранение самой жизни, видов растений, их индивидуальных особенностей, но и изменчивость как внутри сорта или популяции, так и в гибридных формах — при межсортовых и более отдаленных скрещиваниях. Вавилов вскоре пришел к выводам, позволившим ему по-новому взглянуть на эволюцию живых форм, на всю мировую растениеводческую практику и селекцию. А также — на круг собственных интересов в науке.

Вскоре Вавилов почувствовал: в работе, проводившейся на селекционной станции МСХИ, чего-то недостает. Чего именно? Пожалуй, не хватало широкого ботанического охвата и анализа на его основе. Ведь чтобы успешно вести селекцию — скрещивать и отбирать растения, которые были бы наследственно, генетически менее восприимчивы к тем или иным заболеваниям, чем родительские организмы, а то и полностью устойчивы к ним, нужно иметь под рукой полный набор культур и сортов, страдающих от этих болезней, привлеченных из различных природных зон мира, притом растений, научно систематизированных.