Никому не говори

Элли ощущала, как кровь пульсирует в ее жилах. Мокрые волосы прилипли к голове. Руки и ноги начали побаливать, но она продолжала молотить кожаный мешок.

Мысли Джулии блуждали в разных направлениях, в результате чего на бумаге продолжали появляться помарки, но слова лились свободнее. Ее эмоции истекали из нее, как паста из ручки, как пот из пор Элли.

И тут на лист блокнота упала слеза, на букву «ч» в слове «чувства», превратив ее в бесформенное пятно. Душевные силы изменили ей. Нужно было заканчивать.

И поэтому я решила покончить с собой.

Элли продолжала бить мешок ногами. Никакого взлома. Никаких необъяснимых отпечатков пальцев. Похоже на то, что разрезы на запястьях сделаны самой жертвой. Теплая вода и алкоголь – 0,16 промилле – способствовали истечению крови. На затылке присутствует шишка, но, по мнению Джинджера, она образовалась в результате падения девушки в ванне после того, как она перерезала себе запястье.

И тут до слуха Элли начали доноситься звуки голосов, слышанные ею в течение дня.

Кэтрин Уитмайр, умоляюще: «Сделайте что-нибудь. Это моя дочь».

Санитар: «Нам здесь делать нечего».

Макс, желающий сказать нечто большее, но ограничивающийся вопросом: «У тебя все в порядке?»

Роган, говорящий, что они все провалили: «Тебе уже пора трезво взглянуть на это дело».

Даже Джесс спрашивал ее, все ли у нее в порядке.

И тут она услышала голоса из прошлого. Ты должна научиться мириться с действительностью, Элли. Сколько раз слышала она эту проклятую фразу? Как будто она могла примириться с тем фактом, что ее отец вышиб себе мозги из собственного пистолета. Как будто она могла отбросить в сторону свое прошлое, словно использованный пакет из магазина.

Погруженная на сей раз в собственные мысли, она нанесла удар в прыжке.

Когда мать Элли пыталась объяснить, что Джерри Хэтчер не убивал себя, никто не слушал ее – ни Департамент полиции Вичиты, ни городская прокуратура, ни соседи, – никто, кроме Элли. И вот к чему это привело.

Поэтому, когда сегодня Кэтрин Уитмайр умоляла ее: «Пожалуйста, выслушайте меня», разумеется, Элли не стала ее слушать. Она хотела крикнуть ей: «Извлеките урок из истории Джерри Хэтчера!»

Но Элли не хотела принадлежать к полицейским такого типа. Она не хотела шутить в адрес несчастной, нерадивой матери погибшей девушки, как это делали те санитары. Она не хотела бесстрастно регистрировать коробочки из-под лекарств, как это делал судмедэксперт Джинджер. Она не хотела быть сотрудником полиции, который не потрудился хотя бы спросить, почему предсмертная записка Джулии Уитмайр была не распечатана на принтере, а написана от руки, причем на листе из блокнота, так и не найденного в доме.

Элли не хотела быть как все.

Неожиданно, как будто ее опять ударили в голову, она поняла, что именно не давало ей покоя при виде места преступления в доме Уитмайров. Она перестала избивать мешок, поднесла боксерские перчатки к груди и наклонилась вперед, чтобы отдышаться и предотвратить надвигавшуюся судорогу мышц.

Роган был прав. Ей пора трезво взглянуть на это дело.