Никон из заимки

Они были рядом с жилой медвежьей берлогой. Возвращаться за рогатиной Никону не хотелось, - в виски уже стучало, руки сводил зуд. Он дал знак Бурке, чтоб она молчала, в кармане нашел две пули, зарядил ружье, помахал пешней и шепнул:

- Ничего, возьмем.

Бурка завиляла хвостом. Он толкнул под елку санки, вырубил длинный шест, рукою послал Бурку вперед и двинулся за нею.

Бурка остановилась против дыры в буреломе и корнях упавшей ели.

- Годи, - шепнул ей Никон.

Берлога выступала из-под снега продолговатым горбом. Никон кинул на нее шест, ослабил лыжи и, подчиняясь стучавшей в виски крови, крякнул. Из берлоги раздалось тихое урчанье.

Никон взлетел на-сугроб, ухватился за лапчатые корни, пешнею и лыжами обтолкал вокруг себя снег, подпрыгнул а крикнул:

- Аля!

Крик подхватили ближайший овраг и Бурка. Никон запустил в берлогу шест и начал водить им. Урчанье окрепло, перешло в рев и стало разноголосым: ревело двое, третий скулил.

"Вот чудно", - отметил Никон. Под ним сухо затрещало дерево, кто-то хватался за шест. Никон вырвал его, еще раз ширнул им и изо всей силы воткнул его в берлогу, отбрасывая конец к Бурке:

- Аля! Аля!

Из берлоги с ревом выпрыгнул медведь, похожий на старика в малице. За ним выбрались матка и неповоротливый пестун. Медведь метнулся к Бурке, а матка засновала глазами по коряге. Никон вынул из лыжи ногу, стал на колено, прицелился и выстрелил. Матка взревела, кинулась к медведю и рухнула, ерзая лапами. Пестун удивился расползавшемуся подле нее красному пятну и заурчал.

Медведь раскрыл пасть и полез к сугробу. Никон уже готов был к встрече с ним, но, спуская курок, коленом ушел в снег и дернулся от колючего холодка в сердце, мимо. Сквозь пороховой дым видно было, как медведь махнул лапой, а медвежонок взревел, кувыркнулся и, корячась, смешно осел в снег.

Никон вскочил, схватил пешню и вынул из-за пояса топор. Из разинутого рта медведя густо шел пар. Маленькие глаза его ввинчивались в зрачки Никона и готовы были вспыхнуть. Рев сплетался с лаем Бурки и будил окрест трескучие отзвуки. Никон сильнее вдавил в снег лыжи и, готовясь, если понадобится, выпрыгнуть из них, кричал:

- Бурка! Аля! Аля!

Бурка взметнулась и зубами схватила медведя за зад. Тот рявкнул и полуобернулся. Одним глазом он глядел на Бурку, другим на корягу. Никону хотелось кинуться, вонзить в него пешню и секнуть топором, но голос предостерегал: "Не ровное место: упасть можно".

Медведь разворачивал снег, увязал в нем, а Бурка все лаяла и норовила подкатиться к нему сзади. Он поворачивался, свирепел, мотал головою и, махая передними лапами, неуклюже тыкаясь мордой в снег, погнался за Буркой.

Никон усмехнулся, а когда медведь и Бурка скрылись за елками, ринулся с сугроба, налетел на пень, и-хрясь! - лыжа сломалась и краем, державшимся на меховой обшивке, ушла в снег.

Никон выругался и, осторожно двигая лыжами, заспешил к санкам. Там он веревкой захлестнул край сломавшейся лыжи и, не выпуская из слуха лая Бурки и рева медведя, побежал.

На тропе он заложил в рот два пальца и свистнул.

Бурка догнала его и виновато завиляла хвостом.

- Сыщется, не уйдет, - ласково и тоже виновато утешил ее Никон.

III

Заимские собаки тянулись к Кипрушевым на запах крови и медвежью сырость. Скотина тревожилась, а в избах дивились удаче Никона и тому, что в такой близи лежала матка с пестуном: рядом стояли ловушки, сбоку шла тропинка к приречным тальникам, где водились горностаи.

- Это согнали ее где-нибудь, она и забрела с шалости, облежаться не успела...

- Во-от, вот, - посмеивались бабы, - вам бы облежанную ее! А Никон и так учуял...

- Что ж и учуял, раз счастливый.

- И тверезый, не вам чета.

- Тверезый что? Это от деда у него...

Никон успел уже починить лыжи, за овином погонялся на них за Буркой и лег спать. А на заре кинул в кожаный пестёрь шанег, снарядился и пошел в лес. Рассвет прояснял снега.

Ночью легонько мело, и следы медведя были смутными. На открытом месте, у озера, они спутались и пропали. Бурка плутала по оплотневшему снегу и с визгом проваливалась. На след напасть удалось после полудня, да и то не наверное. Медведь обогнул озеро, выбрался на большую дорогу и с версту шел в сторону заимки, а узнать, куда свернул он, помешали сумерки.

Никон покормил усталую Бурку, подбодрил ее:

- Ничего, наш будет! - и побрел во-свояси.

Впереди заплакал колоколец. Двойка рысью тащила пошевни с накладушкой. Седока не видно было. Правил знакомый мужик.

Из его глаз, от заиндевелых лошадей пахнуло селом.

Никон посторонился и крикнул мужику, чтоб он попросил Настиного брата Герасима приехать в воскресенье.

- Медведя, мол, скопытил Никон!

С мыслью о медведе Никон подошел и заимке и поужинал. Перед сном он сказал Насте:

- Получше обряди все к послезавтрему-люди позваны.

IV

Первыми на пирушку пришли заимцы, потом приехал Герасим, а чуть погодя в воротах запестрела цветочками дуга гнусавого лавочника Карпа, бахвала, бабника и надувалы.