Никто не будет по ней скучать

Даже ее отец не был уверен, где она была в прошлые выходные, чем она занималась, почему оказалась у озера, а не в городском доме, где жила с Дуэйном. Эрл Уэллетт был первым, кого опросил Берд в углу полицейского участка, где парамедики оставили его после рассвета из-за пожара. Покрытое щетиной лицо Эрла и его крючковатые руки были покрыты грязью и сажей; разговаривая, он бездумно потирал одну почерневшую костяшку большим пальцем. Берд задумался, не был ли мужчина в состоянии шока. По всем здравым меркам, должен бы. Человеку чертовски сложно вынести подобное: потерять семью и дело всей жизни за одно утро. Лиззи была его единственным ребенком. Эрл Уэллетт теперь остался один в мире. И все же…

– Я не знаю, чем могу помочь. Мы не очень часто общались, – сказал Эрл. Он смотрел прямо перед собой покрасневшими стеклянными глазами, то ли от дыма, то ли от скорби, либо и того, и другого.

– Даже живя так близко от нее? – спросил Берд.

– Здесь все близко, – пожал плечами Эрл. – Весь город умещается в милю от одного конца до другого. Лиззи держалась особняком. Она всегда такой была, даже когда мы жили под одной крышей.

– На свалке? – Берд проехал мимо по дороге в участок, просто чтобы поглядеть на обугленные останки трейлера, где росла жертва. – Должно быть, это было тяжело. Тесное помещение. Даже для двоих.

– У нее была своя комната. Я пытался… – Эрл молчал так долго, что Берду начало казаться, будто это было все предложение: «Я пытался». Но старик кашлянул, вытащил из кармана носовой платок, сплюнул в него густой комок коричневой слизи. – Я пытался дать ей личное пространство, – сказал он.

Большой палец Эрла прошелся по пятну сажи. Оттирая его.

– Уже выяснилось, как начался пожар? – Берд вгляделся в него.

– Не слышал. Может быть что угодно, – пожал плечами Эрл.

– Полагаю, у вас есть страховка. – Он попытался звучать непринужденно, но плечи мужчины все равно напряглись.

– Ага.

Берд не настаивал; пожар был странным совпадением, но это не его расследование. И в любом случае, Эрл Уэллетт большую часть ночи проспал мертвым сном за рулем своего фургона на парковке «Стренглерс», что, видимо, было его еженедельной привычкой. Полдюжины людей видели его – или слышали его храп – поэтому Эрл был официально снят с крючка подозрений за поджог или убийство. Несколько секунд мужчины просидели в тишине. Берд обдумывал следующий вопрос, когда Эрл Уэллетт внезапно повернулся и уставился прямо на него. Глаза старика имели странный голубой оттенок, как старые джинсы, почти обесцвеченные годами нóски.

– Меня спрашивали, к какому стоматологу она ходила, – сказал Эрл.

– Стоматолог, – повторил Берд, а затем покачал головой, когда осознал значение этого. Черт. – А, это для опознания. Они вам не сказали?

Взгляд Эрла оставался твердым, непонимающим, но не менее пронизывающим.

«Твою мать», – подумал Берд.

– Полиция опознала вашу дочь на месте преступления по особой примете на ее, эм, грудной клетке. – Берд увидел, как голубые глаза сузились, жесткие брови сошлись на переносице. – Мне жаль, мистер Уэллетт, нет способа хорошо это донести. Вашу дочь застрелили. Ее лицо сильно повреждено.

Некоторые мужчины в этот момент сломались бы. Берд был благодарен, что Эрл Уэллетт этого не сделал. Вместо этого старик выудил сигарету из мятой пачки и закурил, игнорируя расклеенные знаки «Не курить» и седовласую секретаршу, обернувшуюся и смерившую его гневным взглядом, как только учуяла запах табака.

– Нам пригодились бы медицинские записи, – сказал Берд. – Любые. От стоматолога или… вы знаете, у какого доктора наблюдалась ваша дочь?

– Не сказал бы. Она ходила к доку Чалонеру из-за того случая десять лет назад. – Он помолчал. – Вы об этом наверняка слышали.

Берд слышал. Он кивнул, Эрл тоже.

– Но Чалонер умер. Может, года четыре назад. Некому было его заменить, поэтому люди начали ездить в клинику в Хантсвилл, если вообще ездили.

Берд нацарапал себе заметку, пока Эрл глубоко затягивался сигаретой. Теперь он смотрел вдаль, сжимая зубы. Он кашлянул.

– Вы сказали, особая примета.

– Родинка, – кивнул Берд. – Я полагаю…

Эрл прервал его, коротко кивнув:

– Она у нее с детства. Нам говорили, ее можно удалить лазером, но на это не было денег.

– Я понимаю. Сэр, я знаю, вам сейчас тяжело, но как родственник… я хочу сказать, если бы я показал вам фотографию родинки, вы бы ее узнали?

Эрл снова кивнул, выдыхая односложный ответ с облаком дыма:

– Ага.

Десять минут спустя Берд заглушил двигатель «Крузера» и взглянул в зеркало заднего вида, пробежав рукой по волосам. Они были более расстрепанными, чем ему хотелось бы – далеко от незамысловатых коротких стрижек, которые он делал сам во времена, когда начал работать, но чем длиннее они становились, тем легче было заметить седину, появившуюся на висках, и поэтому он отложил ножницы и позволил волосам отрастать. Это придавало ему зрелости, серьезности. Неплохая вещь для полицейского, особенно в такой день. Хотя если бы он хотел подстричься, он как раз был в нужном месте.