Никто не хотел воевать

Галина Тарасовна с самого утра предчувствовала что-то нехорошее. Накормив завтраком мужа и сына, проводив их на рынок, она вдруг ощутила ноющую боль в груди. Та боль то затихала, то усиливалась. Недомогание можно было бы отнести на счет неустойчивой московской погоды. Поднялся ветер и синоптики пророчили похолодание. Как и ее сын, Галина Тарасовна за десять лет жизни в Москве, так к ней и не притерпелась, не свыклась. А сейчас она ее просто ненавидела тихой, спокойной ненавистью. И местный климат далеко не в последнюю очередь лежал в основе той ненависти. Разве можно здешнюю промозглость и слякотность, где то же лето таковым можно назвать с большим натягом, сравнить с ее родным Донбассом. Там разве что относительно непродолжительную зиму можно назвать плохим временем года. А все остальное: весна – теплое цветение, лето – теплая сухая благодать, осень – опять тепло и все вокруг созрело, яблоки, груши, арбузы, абрикосы, даже виноград созревает. А здесь почти весь год холод и сырость. Настоящее лето раз в три-четыре года случается, а так не лето, а та же осень.

Конечно, если бы Галина Тарасовна попала в Москву более молодой, да не вынужденно, а по доброй воле, как те, кто сюда приехал с целью ее «завоевания», может она и относилась бы к ней по-другому. Они же всей семьей приехали сюда в 2004 году для того чтобы просто выжить. А выживание, это, конечно, еще далеко не смерть, но и полноценной жизнью назвать трудно.

Нет, не только смена погоды стала причиной сердечной боли – Галина Тарасовна исподволь мучило предчувствие какой-то беды. Она не была слишком чувствительной или склонной к чрезмерным переживаниям женщиной и ни за кого попусту не волновалась, ни в молодости, ни сейчас, находясь на пороге старости. Даже за мужа она никогда особо не переживала. Для нее на этом свете было всего два человека, которых она искренне любила – сын и мать. Вот за них она всегда беспокоилась. Но сын тут рядом, а вот мать далеко и, тем не менее, даже через почти тысячекилометровое расстояния Оксана Тарасовна чувствовала, что с ее родной, любимой мамой, что-то случилось.

Сердце не обмануло. Где-то около полудня зазвонил мобильник и высветился номер, проживающего в Курске двоюродного брата мужа:

– Галя, нам сейчас из Донецка позвонили. Вчера был сильный обстрел вашего поселка. Тебе от матери никто не звонил?

      Родственник мужа к сердечной боли еще добавил беспокойства. У Галины Тарасовны перехватило дыхание: «Мама, мамочка… милая», – стучало у нее в висках. Сглотнув, застрявший в горле комок, она с трудом ответила:

– Нет… ничего. А это точно, что обстрел?

– Да, точно. У нас тут соседи… ну ты знаешь, оттуда. У них там тоже родичи остались. Так вот, они оттуда позвонили, говорят полпоселка сожжено и разбомблено, и жертвы есть.

Галина Тарасовна поспешила закончить разговор с родственником и тут же стала звонить своей бывшей знакомой, чей дом находился неподалеку от их дома, и через которую осуществлялась связь с матерью. Да, умная и деловая у нее мать. Но ее ум имел чисто житейский, этакий прикладной характер. А вот, что касается мобильного телефона, старой женщине, да еще со слабым зрением, оказалось не под силу эта премудрость.

Номер не отвечал. Галина Тарасовна набирала и набирала. Знакомая, которая обычно не расставалась с мобильником, на этот раз почему-то была вне зоны доступа. Галина Тарасовна позвонила мужу и сообщила о звонке его родича, и то, что не может дозвониться, узнать про мать. Тут же ей пришла мысль позвонить старшей сестре, что она и сделала, закончив разговор с мужем. Сестра тоже жила в Москве и ответила сразу…