Никто не пострадал

Это случилось очень давно. Так давно, что ни отец, ни дед, ни еще пять поколений назад в ее семье никто не знал, каково это – видеть какую-то свою картину мира, основываясь на прожитом опыте, эмоциях, мечтах, и привязываться к людям, вещам, событиям.

Это случилось внезапно. Настолько, что мировая общественность вначале взбунтовалась: «Опять на нас проводят испытания!» и «Это все какой-то вирус!». Но никакого вируса не было. И не было никаких испытаний. Спустя несколько лет ученые придут к выводу, что это просто очередной виток эволюции, помогающий человеку выжить. Возможно, потому что сильно выросла статистика самоубийств в обществе, где люди все еще слишком привязывались друг к другу и к вещам, но не могли удержаться вместе из-за окружающих их соблазнов в пространстве вариантов. И непредсказуемости.

Руби Бейкер была одной из немногих, кому не повезло. Она не умела видеть реальность такой, какая она есть, постоянно ошибаясь из-за своих ложных чувств и эмоций. Но, возможно, никто никогда бы не узнал об этом, если бы в ее пять лет соседский пикап не раздавил купленного ей на день рождения щенка, все еще перевязанного широкой голубой лентой, запутавшейся в протекторе, когда огромные колеса расплющили смешную пушистую мордочку. Девочка плакала весь день. И на следующий день. И всю неделю. Вспоминала она об этом и месяц спустя, и даже два. Да и сейчас, в свои тридцать семь, она помнила предсмертный визг, после которого повисла такая тишина, что хотелось разрывать легкие в безумном крике.

Врачи не смогли помочь. В ход шли антидепрессанты, транквилизаторы, долгая работа с психологами – тщетно. По мере взросления маленькая Руби все острее ощущала свое несовершенство и все сильнее старалась быть правильной, хорошей, нужной. Просто потому что не знала другого способа убедиться в том, что ее любят, кроме как стать такой, которую невозможно не любить.

– Не хочешь умыться? На тебя больно смотреть, – поморщился отец, заваливаясь в глубокое кресло прямо напротив дивана, на котором растянулась Руби.

– Скажи честно, – проигнорировав его вопрос, задумчиво пробурчала девушка, – видя меня такой… ты меня меньше любишь?

– Ты же знаешь, это невозможно контролировать, – нахмурился Рон Бейкер, снял очки и потер уставшие глаза. Ему было чуть больше семидесяти, но выглядел он на удивление молодо. Только чувствовал себя на свой возраст.

– Вы с мамочкой так и расстались? Просто… Как это было? Ты вдруг понял, что не любишь ее? Или…

– Зачем ты об этом постоянно спрашиваешь?

– А ты никогда не отвечаешь. – Она пожала плечами и улыбнулась, прикрыв глаза. Ей было так хорошо рядом с ним.

– Ну хорошо. – Отец поднялся из кресла, налил себе еще немного вина и продолжил: – Твою мать перемкнуло на молодых мальчиках. Сначала это было не так заметно, но один раз на приеме был сын одного из членов правительства, и я увидел, как она смотрит на него. Не знаю, заметил это только я или кто-то еще. Но, сама понимаешь, если бы это продолжалось, все бы узнали о том, что меня променяли на… – Рон Бейкер закашлялся, пытаясь рассмеяться.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – забеспокоилась Руби.

– Нормально. В общем, мы поговорили и решили сказать всем, что это я от нее ушел. Она замечательная женщина, твоя мать.

– Не представляю, как можно так просто отпустить человека, с которым прожил тридцать пять лет, – прошептала девушка и закусила губу, стараясь не разреветься. – Я пила месяц, чуть не покончила с собой… А вам так легко.

– Мне очень жаль, мышка, что в тебе этого нет. – Рон потянулся к ней и похлопал по колену. – Отпускать без сожаления, только с воспоминаниями о том, как вместе было хорошо, не доводя ситуацию до того, что готов убить, – самое прекрасное, что может случиться с человеком. Хотя… Мне ли судить – я не был на твоем месте. Но я никому такого не пожелаю, видя, как ты мучаешься.

– Зато у вас на похоронах будет тот, кто искренне сможет вас оплакать не только ради приличия, – рассмеялась Руби и потерла руками слипающиеся от усталости глаза.

– Не передергивай. То, что мы можем легко расставаться с чем-то или кем-то, не значит, что мы не умеем искренне горевать об этой потере. Просто это… Какая-то другая грусть.

– Ты обещал мне хорошее вино, – зевая, пробормотала девушка, переводя тему. Они редко говорили об этом – тяжело было обоим.

Вино приятно холодило небо, будоража вкусовые рецепторы. Мягко горел огонь в камине, облизывая почерневшие бревна. А за окном стучал дождь. Все в этот вечер было создано для наслаждения.

* * *