Никто не узнает

– Есть, но не всё сразу, зайка! Придёшь сегодня, поделимся с тобой именами, – наигранно произнёс Александр.

– Мы вас ждём в 18:00 у «Висты», не опаздывайте, а то всё веселье мимо вас пройдёт! – робко вступила Лиза.

– Веселье это наше всё, пухляш[67], не переживай, всенепременно будем! – продолжил в своей манере надменный гость.

– Давай не дерзи и дружков своих прихвати с 35-й школы, а то на одного тебя время убивать не хочется! – парировала Диана и стала собираться к выходу из гардеробной, как вдруг говоривший прежде вежливо юноша резко перегородил ей выход, облокотившись локтем о металлический шкафчик. Спустя несколько мгновений немых переглядок он с невозмутимым видом приобнял девушку за плечо и тихо произнёс: «Всё будет сделано, миледи!», после чего трое парней, одновременно усмехнувшись, покинули растерянных и слегка напряжённых девчонок.

– «Зая», серьёзно? Он по фильмам общаться учился? – усмехнулась Крис, поправляя манжет на рукаве своего платья, на что Диана сухо заметила: «Для хищника вся дичь травоядна», – после чего расслабленно добавила: «Вот и обсудили встречу».

– У меня постоянно сердце сжимается от их присутствия, – живо протараторила Валя вслед за подругой. Затем, обратив свой взор на поникшую полнотелую соседку, добавила: – Да ты не обращай внимания, ты же знаешь Санька, ляпнет, не подумав, всё с тобой хорошо!

Ничего не ответив и тяжело выдохнув, пухлощёкая Лиза закинула на плечо маленький кожаный ранец и вместе со всеми направилась на первый урок. Занятия трёх кокетниц[68] проходили всегда в одном и том же месте, потому как учились они в одном классе, а для Кристины была уготована другая аудитория, вместе с её новоиспечённым приятелем Жорой и представителем влажных фантазий практически всех девчачьих сердец – Сашей. Оба парня сосуществовали друг с другом с первого класса, но являлись диаметрально противоположными частями одной и той же социальной прослойки. Первый не представлял из себя ничего яркого, жил в стремлении вырваться из порочного круга ада, который ему уготовила судьба при рождении: безотцовщина, безденежье, безнадёжный быт местных аборигенов, проявляющийся в беспробудном потреблении спиртосодержащих жидкостей и всевозможного рода порошковых, инъекционных, кристаллических

[69], ароматических, курительных, оральных и ректальных удовольствий. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, возвращаясь домой или бесцельно шатаясь по окрестным улицам, выходя на работу или за продуктами и прочей утварью[70] в местные магазинчики, он натыкался на соседских ребят, а где-то на взрослых особей рода людского, безликих и вдоволь опущенных жизнью, чей вид передавал только два состояния: «нужно ещё» или пустой холодный взгляд окоченевшего тела. Лишь нервно зыркающие по сторонам закладчики[71]

, скрывающиеся от закона в своих ложных иллюзиях, и распространители чёрной палёнки[72] за прилавками полулегальных забегаловок составляли конкуренцию живым трупам, число которых на этой проклятой земле было не счесть. Возможно, что первый, с которым теперь за одной партой сидела самая красивая девушка этой школы, не стал подобием овощной культуры только благодаря стараниям и мучительной терпимости железной матери, положившей на алтарь будущего для своего ребёнка всю молодость и мечты.

Второй же, чья судьба не знала пощады ни дома, ни на тёмной стороне городских закоулков и подворотней, решил, что если в его недолгой сознательной жизни моральное разложение и уничтожение личности являются единственными ценностями, с которыми он ежедневно соприкасается, то почему бы ему не стать во главе всего этого беспредела и не снискать лавры у самой тьмы. Его родители не были разведены, да и рос он в семье среднего достатка, только вот достаток был показной – для статистики. В быту его семья ежедневно разбивалась на тысячу осколков от постоянных склок, побоев и ругани за искалеченные судьбы, в которых вечно не хватает денег на еду в угоду кредитным автомобилям, телефонам и напускной показухе[73], где под обёрткой скрывалась гниющая душа бездарно прожигающих жизнь людей. И если первый стремился соответствовать идеалам своей матери, то воля второго была подчинена жизненным ориентирам старшего брата, который и послужил визитной карточкой в мир упадка и грязи. Брат научил забирать без спроса и не бояться ответственности, он учил бить и унижать всех тех, кто стоял на пути, он открыл для мальца бездонный потенциал распространителя «смайликов[74]», ввёл его в низкопробный криминальный мир, а после… внезапно оставил, составив компанию миллиардам предшественников в сырой земле. Не стало брата, но уроки, что он преподавал, отложились в памяти, и теперь второй считал себя апостолом[75] ушедшего пророка.